Послание королевы Гвендолен

Милый мой, возлюбленный супруг, к кому, как не к тебе, обратиться мне в этот горестный для нас обоих час? Ибо только с тобой соединили нас боги – в жизни и смерти, любви и короне, во всем, что долгие годы соединяло нас…

Я хочу, наконец, открыть тебе свое сердце, и объяснить все мои поступки, которые – как мне кажется, ты мог неправильно понять и истолковать. Но не знаю я, с чего начать мое горестное повествование.

Вспомнить ли, как спешил мне навстречу Финн, король Ульстера – навстречу своей единственной любви. И я глядела на него, и испытывала жалость – ибо то, чего не смогли сделать ни враги, ни годы, ни войны – сотворила болезнь. Двое суток я провела в его покоях – но ни разу не разделила с ним ложа, что бы ни говорили по этому поводу злые языки. И мне было жаль смотреть, как погибает этот прославленный герой, погибает не в битве, не под ударами врагов – а тает на глазах от кровавого поноса, который послали ему боги, видимо, в наказание за то, что он дерзнул преступить законы, данные богами, и замышлял против короля – на троне и ложе.

Он умер у меня на руках – и я не стала его вдовой, и мне не пришлось изображать страсть к тому, кого я любила всего лишь как брата. Похоронив его достойно, со всеми подобающими почестями, я поспешила покинуть Айлех Нейт, потому что уже чувствовала угрозу за спиной. Ведь кроме меня, слишком много было претендентов на престол Ульстера, а мне нечего было делать здесь, не имея за спиной такого могущественного покровителя, каким был для меня Финн…

Не привлекая лишнего внимания, с одной лишь верной мне телохранительницей, я поспешила в сторожевую башню на границе Ульстера и Коннахта. Там, казалось мне, я обрету наконец надежную защиту, и увижу человека, к которому рвалось тогда мое сердце. Я спешила к Фердиниду, стражу Башни, некоронованному королю Бастиона.

…Сказать ли тебе, как я рыдала, распростершись на каменном полу покинутой башни, не встретив ни единой живой души в давно покинутом бастионе? Поймешь ли ты всю глубину моего отчаяния, когда я сидела в одиночестве у костра на верхней дозорной площадке, и тщетно вопрошала богов, за что они послали мне это великое горе – быть брошенной, отвергнутой и покинутой всеми, кого я любила? Услышишь ли ты теперь, через столько дней, как рвалось мое сердце на части – и не было отклика мне в моем горе ни в море, ни в небе, ни на суше?

Вскоре появились викинги, наемные убийцы, но даже им я радовалась, как единственным, кто – пусть и за деньги – мог охранить меня от многочисленных опасностей, таящихся вокруг. Я наняла их с единственной целью – мне нужна была защита. Ибо теперь, когда умерли все, кто любил меня и кого я любила – единственной моей целью стала забота о сыне моем, Лугайде. Эта мысль, мысль о сыне - единственное, что удержало мою руку. Я поняла, что есть что-то большее, чем просто любовь – есть желание увидеть моего сына на троне. А значит, надо было жить…

Очевидно, боги послали мне эту мысль, потому что буквально на следующее утро меня нашли гонцы из Тары, тайными тропами пробравшиеся к Башне. Они и поведали мне о том, что король собирает Ассамблею. Я поняла: настал мой час бороться за трон для себя – и счастье для сына.

Сборы мои были недолги. Прежде чем явиться на Ассамблею, мне следовало заручиться поддержкой всех правящих домов Ирландии. И я пустилась в путь.

В Ульстере я при всем народном собрании задала прямой вопрос: продолжают ли они оставаться верными той клятве, которую произносили при Финне? Остаются ли они верны Верховному королю… и королеве? Ничего не понимающие ульстерцы сказали “да”. “Прекрасно” - сказала им я. “Так не забудьте этой клятвы”.

В Коннахте, истерзанном распрями Айлиль-филида и Хранительницы короны Медб, я намекнула на женскую солидарность с Хранительницей и пообещала ей всяческую помощь при решении спорного вопроса о правителе Коннахта. Еще одна пятина будет поддерживать меня…

В Лейстер попасть не удалось, зато в Мунстере утонченно-изысканная королевская чета после учтивого разговора подтвердила – они видят на троне Тары меня, а вовсе не выскочку Астрильд. “Прекрасно” - подумала я, - “меня воспринимают как королеву, а о ней никто не думает…” Я несколько воспряла духом.

Я вернулась в Башню, и вскоре меня навестил мой сын и его наложница Нэли. К сожалению, наш план – напоить короля вином с кровью Астрильд, чтобы он не мог на ней жениться, став ей братом – провалился, но это был не единственный мой замысел, я была уверена, что я обязательно придумаю что-то еще. Мальчик мой не сводил глаз с этой высокой и статной восточной принцессы. Ну-ну, бродит королевская кровь, Логайре тоже всегда отдавал должное иноземным красавицам.

И вот, в сопровождении вооруженной до зубов охраны, я двинулась в Тару. Я шла, внутри меня глухо ворочался страх, но победно звенел опьяняющий кураж предчувствия схватки. А вот уже ворота Тары, города, столь долго бывшего моей родиной, замок, знакомый мне до мелочей.

Помнишь ли ты, муж мой, как я вошла – сильная, гордая, спокойная? Прямая, как струна лютни, остановилась я в дверях Тронного зала, ибо – во-первых – не хотела прерывать песню филида, а во-вторых, мне нужно было, чтобы все поняли – я пришла. Пришла как полновластная королева, а не как нищенка, домогающаяся любви того, кто больше не любит ее…

Ты сказал мне: “Займи свое место, правительница Ульстера!” А я ответила тебе: “Я не правительница Ульстера… (здесь пауза, чтобы все собравшиеся смогли услышать мои дальнейшие слова) … я Верховная королева Ирландии, и займу то место, которое принадлежит мне по праву!” С этими словами я пересекла Тронную залу, и, как раньше, встала по правую руку от тебя.

Ты опешил. Ты попытался сказать мне, что я не королева, но я легко отпарировала это, сказав, что до тех пор, пока обряд не будет проведен по всей форме – я королева, и останусь ею. И милостиво разрешила продолжать собрание, извинившись за то, что оно было прервано моим появлением.

Ты скрипнул зубами, но промолчал. Во все остальное время Ассамблеи я наравне с тобой участвовала в обсуждении важных вопросов, касавшихся внутренних дел в пятинах Ирландии, давала советы, мирила спорщиков – словом, делала все то, что должна делать королева, заботящаяся о благе своих подданных. И лишь когда ты спросил, не осталось ли еще у пятин нерешенных вопросов, я отважилась на второй ход.

- Почему ты считаешь, что пора закрывать Ассамблею? – громко спросила я. – Есть еще один вопрос, требующий обсуждения.

- Какой же? – повернувшись ко мне, спросил ты.

И я поведала людям Ирландии о том, что король собирается сделать, что он хочет сменить хозяйку Тары на безвестную чужестранку. Напомнила всем, с какой радостью и гостеприимством я принимала их у себя во дворце – “а теперь часто ли сюда лежит путь ваш, о мои царственные братья и сестры?” Попросила обратить внимание, как быстро ветшает и приходит в запустение дворец в Таре, лишенный моего хозяйского пригляда – “не так ли обветшает и вся Ирландия, если будет в ней заправлять та, которая ничего не смыслит в государственных делах этого острова и не способна по-хозяйски печься о благе своих подданных, чужих ей по крови и духу”? И попросила у всех королей – защиты и справедливости.

Речь моя была подобна удару молнии. Король Лейнстера откровенно радовался новому развлечению – ведь всем известно, что лейнстерцы, как дети, любят приятное времяпровождение. Королева Мунстера пришла в ужас, крепче прижавшись к плечу супруга. Хранительница Короны Конахта насупилась и смотрела в пол.

Тем не менее, все царствующие особы высказались однозначно: ни к чему менять королев, тем более в такое неспокойное время. Ты попытался показать товар лицом: по просьбе Сигги О Ларена позвал белобрысую ведьму и предъявил ее высокому собранию. Не помогло: короли только больше уверились в том, что “знакомый черт лучше незнакомого черта”, ее они не знают, а ко мне привыкли. Однозначно было высказано королю пожелание не путать утехи на ложе с короной на голове.

Ты рвал и метал, но дело было сделано. В глазах всего Зеленого Эрина я осталась королевой. И сын, мой сын стоял по левую руку от твоего трона, и при виде этой картины глаза мои наполнялись радостью.

И все, что я делала дальше - я делала ради сына и ради нашей с тобой любви. Ходила с гордо поднятой головой мимо злобно шипящих обитательниц Тары, прислужниц Астрильд. Дала свое разрешение на брак Лугайда и Нэли - когда узнала, что она носит под сердцем нашего внука. Отказала хитроумному предложению Короля Сидов. И не признала тебя сумасшедшим, как это сделали все вокруг.

Ради сохранения мира в нашей семье я сжала в кулак свою гордость, и согласилась на твое предложение примириться с присутствием Астрильд. Но когда она предстала перед нами и … отказалась от нашего предложения быть младшей женой… я выпила чашу унижения до дна.

И вот тогда я сделала то, о чем не жалею. Я сотворила волшебный обряд, и приворожила тебя к себе. Поскольку была уверена, что твоя внезапно пробудившаяся любовь к Астрильд - тоже результат ворожбы. Вот и посмотрим, чьи боги сильнее - мои, или этой белобрысой выскочки.

Конечно, боги пришли мне на помощь! Желаемое свершилось, и ты снова обратил свой взор в мою сторону. Я наслаждалась твоей близостью, я почти не отпускала твоей руки, мне постоянно было нужно твое присутствие, твое тепло. И если бы не приближающиеся роды Нэли, я бы никогда не покинула тебя, мой царственный супруг, любовь моя…

Она рожала у меня на руках - а я боялась, что сейчас явится сюда Чума, от встречи с которой мы прятались в овраге. Мы не успели дойти до моей Башни в Ульстере. Твой внук появился на свет в присутствии Лугайда, меня и моей телохранительницы. Я завернула его в свой головной платок, и понесла показывать тебе. Я неслась как на крыльях: я думала, ты обрадуешься тому, что наш род не умрет в безвестности, что сын наш сам стал отцом!

… и наткнулась на твои ледяные глаза. Ты отчитал меня холодно и резко, как чужую… Кончилось, так внезапно кончилось возвратившееся лето нашей любви. Как я потом узнала, это подлый Айлиль-филид освободил тебя от действия приворота, столь тщательно совершенного мной. И ты снова чужой мне, чужой моему сыну и моему внуку…

Неужели ты не понимал, что они делают все, чтобы ослабить королевскую власть, выставить тебя слабым правителем, неспособным навести порядок даже в собственном доме, уж не говоря об Ирландии? Почему ты поверил не мне, а злым языкам, которые внушали тебе: Гвендолен не любит тебя, Гвендолен рвется к власти, ты ей не нужен? Опомнись, любимый: какая еще власть могла быть нужна мне? Ведь я уже была Верховной Королевой, выше этого не подняться! Да и зачем мне эта власть? Я хотела быть ТВОИМ правым крылом, ТВОИМ советником и поверенным во всех делах, но уж никак не САМОЙ садиться на трон Тары! Да и что бы сказал волшебный Лиа Фаль? Разве хоть когда-нибудь садилась на него ЖЕНЩИНА, каких бы пядей во лбу она ни была?

Я не видела дороги от горя, я не знала, где мне утешение, и зачем мне жить теперь.

И была ночь, и был чужой праздник… И я неслась, не разбирая дороги, туда, где корчился от боли сын твой - принц Лугайд, которому прислали дикого кота, чуть было не искалечившего его навеки. Они закрывали твоему сыну дорогу к трону, понимаешь? Но благодаря моему своевременному вмешательству, их планы провалились. Сын остался цел, и так же красив лицом, как раньше.

А мое терпение лопнуло. Я должна, должна была отомстить им за все унижения и боль, которым они меня подвергли! И вот тогда я столковалась с викингами - наемными убийцами - и произнесла свой приговор женщине по имени Астрильд и ее дочери, которая выпустила дикого кота на моего обожаемого сына. И за деньги они согласились сделать это.

Дочь Астрильд была убита этой ночью. А саму Астрильд убийцы, к сожалению, не нашли. Что ж, был новый день, и он нес свои радости и горести. Я умею ждать. Я умею добиваться своего. И ты знаешь это, возлюбленный муж мой.

Но в тот день, после суда, силы изменили мне. Кончился суд, Конайре нуа Финн произнес оправдавший меня приговор, все разошлись из Тронной залы Тары… а я лежала на скамье, не в силах подняться. Черная тоска пригвоздила меня к месту. Черная тоска - и отсутствие твоей любви, Логайре…

Ты все-таки пришел тогда ко мне. И я нашла утешение у тебя на руках. Спасибо тебе, дорогой мой, любимый мой. Тело мое излечил Мата, но душу мою вылечила только твоя жалость и сострадание. Я так благодарна тебе за то, что после этого мы с тобой пошли гулять как в молодости - просто шли, и нам кланялись встреченные жители Эрина, и они радовались тому, что король с королевой снова вместе…

Ты сам помнишь, что произошло между нами там, по дороге в Ульстер. Воспоминание об этом до сих пор наполняет мое сердце радостью. Пока король засевает свое поле, мне есть на что надеяться… И уже неважно, что стало причиной страсти - любовь или жалость.

Очень скоро я поняла, что у нас с тобой вскоре будет не один сын. Но не стала сразу тебе этого говорить: боялась. Тем более мало ли кто мог это подслушать. Сначала об этом было известно лишь моему сыну да моей невестке.

Но шила в мешке не утаишь, и вскоре уже нельзя было скрыть мою беременность. И вот тогда ты узнал от меня, что наших наследников станет больше.

Но не суждено было мне семейное счастье. Ибо в то время, когда уже 7 месяцев носила я своих детей, случилось то страшное, что перевернуло нашу с тобой жизнь, дорогой мой Логайре.

В ту ночь мы оба что-то чувствовали, что-то было не так. Ты сидел задумчивый в Пиршественной зале Тары, и молчал. А потом вдруг спросил у своего охранника: "Знаешь ли ты, зачем живешь?"

Что он ответил тебе - я не помню. Но сердце мое тоскливо сжалось. И когда подошел к тебе этот страшный человек, риг-филид Дубтах, и повел тебя в темноту - я, полная самых дурных предчувствий, разыскала сына, и мы бросились за тобой.

Поздно!

Мы ничего не могли сделать. Ни остановить песню, ни убить в тот момент всю эту свору, которая пела тебе… Они пели тебе, Верховный Король Тары - они пели тебе Песнь Поношения.

Что они могли сделать с тобой, любимый?

Они сделали самое страшное, самое подлое. Они не смогли сломить тебя в прямом бою - потому что всегда рядом с тобой были люди, готовые тебя защитить и поддержать - и они сделали это подло, из-за угла.

Слова песни резали воздух, они били ножом в спину. Я зажала рот, чтобы не закричать от ужаса. Но закричала только когда отзвучал последний аккорд:

- Я проклинаю вас! Я проклинаю вас! И призываю в свидетели всю эту землю - если слышат меня боги, пусть не будет покоя вам ни на земле, ни на небе, и дети ваши будут прокляты до седьмого колена!…

Что я еще кричала - я не помню. Слезы заливали мне глаза, когда я, не разбирая дороги, неслась за тобой, мой любимый - остановить тебя, утешить в твоем горе, быть с тобой рядом не только в славе, но и в смерти. Я валялась у тебя в ногах, кричала тебе: "Не уходи!", я обнимала твои сапоги - но ты переступил через меня и ушел.

В пустоту, В неизвестность.

Как безумная, я стояла, оперевшись на ворота Тары, которые не защитили нас, и не могла больше вымолвить ни звука. Нэли почти на себе несла меня в священную рощу, где я бросилась к алтарю, ища утешения для себя и мести - для твоих обидчиков. Так было в ту ночь трижды произнесено проклятие филидам. Проклятие королевы Гвендолен.

…Сын твой искал тебя, но не нашел. Ни в одной из пятин. А когда он вернулся, застал еще одну страшную картину, позорный фарс, когда проходили, якобы, выборы нового короля в Таре и как кричал под этим человеком фальшивый Лиа Фаль.

И когда Лугайд отыскал меня в священной роще, и рассказал мне это - слезы высохли на моих глазах, а в сердце поселилась только одна страсть - черная и горячая. Я должна была отомстить за тебя, любимый. Я и Лугайд.

Он кричал, обвиняя во всем Астрильд - ведь это с ее приездом был нарушен мир в нашем королевском дворце. И мы переглянулись с сыном - и направились в Тару.

От ярости и желания отомстить у меня плыло все перед глазами, взгляд словно остановился, но рука моя была крепка. Астрильд стояла у своих покоев и разговаривала о чем-то с Айлиль-филидом. Мы подошли к ним, не прячась. Они видели нас.

"За Логайре! - прошептала я, когда остро заточенный шип моего боевого кольца коснулся шеи Айлиль-филида. Он умер быстро. Астрильд тоже не мучилась долго - клинок Лугайда не знал пощады.

Затем мы с сыном вошли в пиршественную залу. Там уже ждала нас Нэли. По-хозяйски обнимая какую-то девицу, развалился на твоем месте чужой человек.

-Кто ты, незнакомец, так по-хозяйски расположившийся в королевских покоях Тары? - спросила я.

- Я-то король, а вот кто вы - неизвестно, - он даже не соизволил встать.

- Нет, это я королева, а ты - приблудный пес!

Но мне не суждено было до конца насладиться местью. Потому что незнакомец прыгнул на Лугайда, едва доставшего клинок из ножен. И они покатились вокруг очага, и незнакомец тщетно пытался отнять у Лугайда клинок. Но Лугайд осилил чужака. Тот закричал "Ко мне! На помощь!" и в этот момент лезвие вошло в его горло.

А в спину Лугайда - кухонный нож. Тот самый, которым наша повариха столько раз готовила еду для наших с тобой пиров, муж мой, Логайре, любовь моя…

Я закричала. Я бросилась на нее, как рысь, перескочив огромным прыжком через всю Пиршественную залу. Она не прожила и минуты, ибо нет никого на свете страшнее матери, у которой на газах убивают ее единственное и дорогое дитя…

Я развернулась. Глаза мои пылали, одежда была забрызгана кровью. На скамье корчилась от страха молодая девушка. Нэли крепко держала ее за волосы, намотав их на руку, а у самого горла девушки был тот самый огромный восточный нож, который моя невестка не оставляла нигде и никогда.

- Кто ты этому человеку? - закричала я.

- Я… я.. - девушка не сводила с меня глаз, полных ужаса.

- Кто ты ему?

- Я его невеста…

Одно движение боевого перстня - и она мешком свалилась на залитый кровью пол. Я переступила через нее - и пошла прочь, не оглядываясь. Мне больше ничего не оставалось в Таре.

Но Нэли нагнала меня, и крепко встряхнула.

- Он жив! - крикнула она мне в лицо. - И без твоей помощи мне не дотащить его до священной рощи!

- О ком ты, Нэли?

- Ты слышишь меня?! Твой сын еще дышит!

Я никогда не думала, что способна на такое, но после всего того, что произошло, мы еще и тащили на себе Лугайда, который хрипел и задыхался, и ронял темные капли крови на траву - но был жив, жив, а это главное!

Друиды взяли его под свою защиту. Но я не могла войти в священную рощу - на мне было столько крови… И столько смертей…

Но во мне бились две жизни. Бились! И ради этого стоило дожить до рассвета…

…А дальше было утро, Логайре. И я почувствовала приближение родов, и пришла к священным дубам, чтобы друиды помогли мне и моим детям. Но никто не вышел ко мне из священной рощи.

Когда я рожала, никого не было рядом со мной, кроме верной Нэли.

- Девочки! - сказала она и показала мне моих дочек. - Две сразу!

- Я назову их Вики и Хельга - сказала я.

Нэли послышался стон Лугайда, и она ненадолго оставила меня, хотя не все еще было закончено… И тут я услышала шаги.

Это был фанатик-охранник дочери Астрильд. Он шел мстить за нее. Мстить - мне. Убивать - меня.

Я не смогла защитить себя, любимый. И Нэли не успела это сделать…

Но последняя мысль, которая пришла мне, была о тебе, Логайре. Я буду ждать встречи с тобой - там, в Стране Мертвых.

Я знаю, что любовь не умирает. И ты услышишь мой рассказ, и поймешь, как все было в нашей с тобой негладкой жизни. И почему я делала так, а не иначе.

Но я ушла - непобежденной.

Я ушла - Верховной Королевой.

И при жизни моей ни одна женщина больше не вошла хозяйкой в наш дом, дорогой мой Логайре - жизнь моя, любовь моя, которую я оставляю земле, уносясь легким облачком все выше и выше нашего дворца и верхушек самых высоких деревьев Зеленого Эрина.

Гвендолен, королева Ирландии