<--Back

2. НАЦИОНАЛЬНОСТЬ: КЕЛЬТЫ И ГЕРМАНЦЫ.

 

Поскольку само понятие национальности является понятием исключительно современным, а документы отдаленных эпох отличаются крайней неопределенностью, нам придется довольствоваться весьма приблизительными оценками. На стыках кельтского и германского миров невозможно с достаточной четкостью определить, где начинаются кельты и где кончаются германцы. И однако, если не принимать во внимание их древнего индоевропейского родства, лингвистического или культурного кельто-германского единства никогда не существовало. Согласно Цезарю, белги были самыми дикими из галлов: они обитали очень далеко от Нарбонской Галлии, – поясняет он, – и к ним лишь изредка добирались торговцы, привозившие предметы роскоши, способные смягчить их буйные нравы. Но он принимает во внимание и начавшееся издавна движение германских племен на запад: эдуи, к которым Цезарь обратился за поддержкой во время своего официального вступления в Галлию, хотели оказать сопротивление секванам, вступившим в союз с германцами Ариовиста. А для переговоров с Ариовистом нужно было пользоваться не германским, а галльским языком.

Можно, конечно, думать, что древние не особенно вдавались в подобные детали: ведь и кельты, и германцы были для них всего лишь варварами. Однако Цезарь провел в Галлии несколько лет; он так и не выучил галльский язык (мы часто забываем, что он, как все образованные римляне, охотнее пользовался греческим, чем латынью), но тем не менее был способен провести этнографические различия. Пятьюдесятью годами раньше, во время вторжения кимвров и тевтонов, переговоры с захватчиками велись по-галльски, а все их вожди носили кельтские имена. С другой стороны название “кимвры” также хорошо объясняется сравнением с ирландским cimbid “красть”, а название “тевтоны” объясняли, может быть, слишком упрощенно, с помощью кельтского touta/teuta “племя”. Исследователи теряются в догадках по поводу загадочных языковых обстоятельств в древней доримской Европе.

Несомненно не нужно возвращаться к гипотезе, – которая была высказана слишком серьезно – что все подобные народы древности могли быть не кельтами, а порабощенными народами, вынужденными выучить кельтские языки (в наше время эта гипотеза чудесным образом подходит для Ирландии и Бретани. А что и говорить о черной Африке и об индейцах Америки!). Учитывая все это, нам следует еще раз обратиться к отчету Цезаря, который объясняет, что некогда галлы превосходили германцев не только в отношении материальной цивилизации и духовной культуры, но также в смысле храбрости и воинской доблести. Анализ германских языков показывает, что их структура весьма отлична от языков кельтских, но давние словарные заимствования из кельтского относятся к столь фундаментальным понятиям права и управления, как “империя” (Reich) или административная функция галльского ambactus (Amt).

Деликатная тема взаимоотношений кельтов и германцев в течение первого тысячелетия до нашей эры с научной точки зрения была оболгана и отравлена – это не слишком сильное слово – франко-германским антагонизмом между 1870 и 1945 гг. Одни читали Цезаря, который почти не отзывается о галлах положительно, но считает их выше германцев по уровню цивилизации и культуры (со свевом Ариовистом послы Цезаря проводили переговоры не на германском языке, из которого римляне не знали ни слова, а по-галльски!); другие читали Тацита, который по сравнению с римской коррупцией объявлял германцев добродетельными и храбрыми. Однако первые потеряли свой язык с крушением независимого кельтского мира, а вторые сохранили язык и после краха Римской империи. Французские ученые между 1870 и 1914 гг. настаивали на интеллектуальной неполноценности германцев, “учителями” которых были галлы, предки французов. Немецкие ученые между 1919 и 1940 гг. превозносили грубые германские добродетели воинской храбрости и моральной чистоты в отличие от упадка романизированных кельтов. Никогда не следует обращаться с историческими фактами, повинуясь влиянию предубеждений и страстей нынешнего времени, между тем все подобные споры с давнего времени несут груз этих анахронизмов.

Путаница между кельтами и германцами была в древности столь велика еще и потому, что никогда не существовало понятия “кельто-германцы”: задолго до Цезаря общий термин K e l t o i или Сeltae прилагался равным образом и к тем, и к другим. Хотя рассмотрению германо-кельтских соответствий было посвящено немало работ (сводящихся, в основном, к исследованию лексики), но мы до сих пор не имеем точного представления о степени влияния кельтского языка на германский до первого века до н. э. (если предположить возможность такого влияния). Можно полагать, что древние нередко ошибались, говоря о варварах, и почти всегда принимали германцев за кельтов. Но при всем этом они всегда по мере сил проявляли заботу о точной идентификации самих кельтов, выражавшейся в двойных наименованиях: кельто-греки, кельто-фракийцы, кельто-скифы, кельто-лигуры. Эти наименования отнюдь не всегда соответствуют конкретной действительности; они отражают не столько этнические слияния на границах кельтского мира, сколько культурные компромиссы, контакты языков и цивилизаций.

Кельтский фактор и его большое значение в истории Европы побуждают нас к осмотрительности в обращении с понятиями культуры и национальности. К тому же все это неразрывно связано с языком. Но язык нельзя обнаружить с помощью археологических раскопок. Осуществление синтеза – это задача историка, если, конечно, она ему по плечу.