4.
Особенности
сравнения и
трудности
исследования.
Различия
между
континентальными
и островными
источниками
настолько
велики, что
лишь
немногим
исследователям,
особенно
среди
континентальных
ученых и
некельтологов,
удается
преодолевать
вытекающие
из них
изначальные
трудности.
Исследование
континентальных
источников
предполагает
наличие
классического
образования
на базе
археологии (для
протоистории
и галло-римской
эпохи) и
эпиграфики (для
римской
эпохи), тогда
как изучение
островных
документов
является
делом
медиевистов,
лингвистов,
филологов и
агиографов.
Этот недочет
отрицательно
сказывается
на
исследовательской
работе:
издаются
книги,
посвященные
религии
древних
кельтов,
основанные
только на
протоисторической
археологии,
в которых не
сыщешь ни
слова об
Ирландии;
немудрено,
что такие
сочинения
устаревают,
едва успев
выйти в свет.
Существуют и
другие труды,
где Галлия,
Британия
Испания,
Цизальпинская
Галлия или
Западная
Германия
рассматриваются
таким
образом,
будто
религиозные
концепции и
культы той
или другой
из этих
древних
кельтских
стран
различались
только в
несущественных
деталях. А
также
смешиваются
в одном
объяснении
все
археологические
данные и все
документальные
источники.
Синтез
научных
дисциплин
так и не был
осуществлен,
а
междисциплинарное
сотрудничество
не вошло в
ученую и
университетскую
привычку:
археологи,
например,
склонны
рассматривать
историю
религий как
довесок к их
собственным
занятиям (основанным
на изучении
памятников и
объектов,
найденных во
время
раскопок или
хранящихся в
музеях); они с
трудом
понимают,
что для
объяснения
галльских
религиозных
фактов
необходимо
знание
языков,
столь же
удаленных
друг от
друга, сколь,
подчас, и
второстепенных,
таких, как
ирландский,
валлийский и
бретонский,
тогда как
лингвисты
инстинктивно
сторонятся
сложных
археологических
фактов,
которые
нелегко
увязать с их
дисциплиной.
Кроме
нескольких oppida
типа
Бибракте,
Манхинга (в
Баварии),
Магдаленсберга
(в Каринтии),
или
Хейнебурга (в
Вюртемберге),
кельтские
поселения не
явили миру
важных
открытий,
сравнимых с
классической
археологией
Греции или
Италии.
Однако было
бы
неправильно
не
исследовать
методически
то, что они
содержат. “Княжеские
могилы”
западной
зоны
гальштаттской
культуры (Франции,
Люксембурга,
Южной
Германии,
Северной
Швейцарии,
Западной
Австрии)
доказывают
это.
Потребуется
еще немало
усилий,
чтобы
филологические
изыскания
принесли
свои плоды:
ограничившись
ссылкой на
одну только
узкую
область
переводов с
ирландского
на
французский,
заметим, что
переводы д’Арбуа
де Жюбенвиля,
Доттена,
Шовире и еще
двух-трех
специалистов,
вышедшие
между 1880 и 1930
годами,
нуждаются в
полном
пересмотре.
Другие,
недавние,
переводы
можно
считать
чепухой,
дающей
читателю
весьма
превратное
представление
о тексте.
Порой это
вторичные
переводы,
повторяющие
и
усугубляющие
ошибки
первых
переводов,
английских
или немецких,
а то и
скудные
выжимки из
них,
подаваемые в
качестве
исчерпывающих
“обозрений” (см.
по этому
поводу
введение в
нашу работу Textes
mythologiques irlandais I,
Rennes, 1980, pp. 20*-53*). Вообще
говоря,
изучение и
толкование
островных
текстов
невозможно
без хорошей
библиотеки.
Еще
большую
путаницу
вносят
недоразумения
общего
характера:
протоистория
гальштаттского
и латенского
периодов,
роль кельтов
в которой
часто
преуменьшают,
кроме того
долго
считалась
бедной
родственницей,
которой
пренебрегали
в угоду
протоисторическому
периоду и
классической
археологии.
А разве мало
археологов и
историков, а
нередко и
лингвистов,
считают
кельтский
мир чем-то
вроде
вторичного
приложения к
греко-римской
цивилизации?
Все это
приводит к
тому, что
исследователи
занимаются
толкованием
более или
менее общих
мест из
древних
авторов и
пытаются
изучать
историю
кельтов при
помощи
чужеродных
критериев. В
кельтский
пантеон
вводятся
понятия
распределения
и
обособления,
функциональных
различий,
свойственных
греко-римским
божествам, а
происходит
это потому,
что иные из
ученых не
осознают ни
устного
характера
кельтской
традиции,
принимаемого
ими за
свидетельство
ее
неполноценности,
ни истинного
взгляда
кельтов на
человеческое
общество, в
котором
политическое
подчинено
религиозному.
Они упускают
из виду, что
это
подчинение
было залогом
равновесия
классов и
социальных
функций. И уж
тем более до
них не
доходит, что
утеря этого
равновесия в
кельтском
мире стала
причиной
этнического,
военного и
языкового
развала.
Кроме того,
время, когда
были
засвидетельствованы
островные
тексты,
нередко
побуждает
отбрасывать
их, как нечто
вроде “фольклора”:
дело доходит
до того, что
кельтская
религия
объявляется
“народной”,
натуристической,
тотемической,
хотя все,
напротив,
служит
доказательством
того, что это
была религия
изощренная,
разработанная,
обладающая
ритуалами,
священными
текстами и
ясными
доктринами.
Еще
одна причина
заблуждений
коренится в
чрезмерном
доверии к
сведениям,
почерпнутым
у античных
авторов:
немало
греческих и
римских
свидетелей,
причем
довольно
значимых,
принимали за
историю то,
что на самом
деле
являлось
мифом. И это
заблуждение
распространяется
и
усугубляется
современными
учеными,
принимающими
за чистую
монету все
написанное
древними.
Наука,
особенно
университетская,
не сможет
избежать
таких
ловушек,
если не
обретет
глубокое
понимание
традиционной,
социальной и
религиозной
структуры
кельтского
общества,
одним из
фундаментальных
аспектов
которой была
идеология
трех функций.
Равновесие
этой
структуры
основывалось
на взаимной
гармонии
друида и
короля.
Отсутствие
этого
понимания –
очень частая
ошибка.
Прошло уже
несколько
лет с тех пор,
как мы,
действуя
сперва
наугад,
начали
постигать
структуру
кельтского “пантеона”
и вникать в
религиозные
понятия
кельтов.
Наших знаний
уже
достаточно,
чтобы
утверждать,
насколько
для нас
необходимы и
незаменимы
островные
источники:
Ирландия,
например,
является
страной, где
латенская
цивилизация
просуществовала
до V в. нашей
эры, по
крайней мере
в области
миниатюры и
торевтики (резьбы
по металлу),
самых ярких
проявлениях
кельтского
островного
искусства, и
в еще
большей
степени, – в
менталитете
и во
взглядах на
общество.
Даже в
разгар
современности
кельтские
языки
остаются тем,
чем они были
десять веков
назад, –
языками
средневековыми,
очень плохо
приспособленными
к условиям
современной
жизни; они
разбиты на
диалекты, и
поэтому их
почти
невозможно
подчинить
орфографическим
нормам и
систематизации.
Следует
добавить,
что, будучи
сверхкритичным,
нужно было
бы
отвергнуть
большую
часть
греческих и
латинских
текстов,
лишь редкие
рукописи
которых
восходят к
докаролингской
эпохе. Точно
так же
надлежало бы
отбросить и
все
средневековые
скандинавские
тексты.
Отказ от
использования
кельтских
островных
текстов
абсолютно
неоправдан.
Напомним,
что эти
тексты
содержат
информацию,
которая
должна быть
сопоставлена
с
континентальными
данными, а не
просто
добавлена к
ним.