<--Back

Глава первая

КЕЛЬТЫ ВО ВРЕМЕНИ И В ПРОСТРАНСТВЕ

 

1. Происхождение.

 

 

1. Кто такие кельты?

 

Нет более расплывчатого понятия для современных европейцев, чем понятие “кельтская цивилизация”, если только они о нем вообще подозревают. Стало быть, насущным вопросом является определение: кто же такие кельты? Как, посредством чего, используя какие критерии, их можно идентифицировать? Здесь мы сталкиваемся с проблемой весьма насущной и обязанной своим происхождением исключительно современности: с концепцией национальности. Считать ли кельтами тех, кто ими был или хотел быть в силу своего языка и самоназвания, унаследованного у далекого прошлого, или тех, кто является ими до сих пор, хотя зачастую и не хотел ими быть?

Продолжают ли оставаться кельтами гельветы, превратившиеся в швейцарцев и говорящие по-немецки или по-французски, а если продолжают, то в той ли мере, в какой можно считать ими дублинских ирландцев, говорящих по-ирландски, или бретонцев из Верхней Бретани, пользующихся романским языком в течении вот уже десяти столетий? Первый, широкий, подход к этой проблеме включает в число кельтов почти всю Европу от Баварии до Богемии или от Бельгии до Северной Италии; во втором – подавляющее большинство ирландцев и шотландцев представляют собой англоязычных без особых оригинальных черт, а кельты остались только в отдаленных районах Кэрри и Донегола.

Французские учебники, упоминающие “наших предков галлов”, чаще всего забывают уточнить, кем были эти галлы по отношению к другим кельтам, которые неизбежно определяются столь общо, что это определение граничит с неточностью. Греки называли их K e l t o i и G a l a t o i , римляне – Celtae, Galli, Celtici, но вплоть до времен Цезаря и Тацита, то есть до первого века нашей эры, древние путали их с германцами, и, к сожалению, находится немало французов, которые, и глазом не моргнув, соглашаются с тем, что название Galli происходит от латинского gallus, поддерживая тем самым сомнительный каламбур “галльский петух”. Еще в XX веке легко приписывали гэльский язык галлам, а валлийскую литературу бретонцам. Мы умолчим о плохих романах, в которых описываются такие приключения Веркингеторикса или Цезаря, о которых история абсолютно ничего не говорит и которые вряд ли вообще могли иметь место. Разве трудно понять, что этноним кельты обозначает совокупность этносов, между тем как другие этнонимы: галлы, валлийцы, бретонцы, галаты, гэлы – используются для обозначения разных народов? Что касается термина галло-римляне, то он не определяет никакой другой народ, кроме галлов, потерявших свои языковые, этнические и религиозные особенности, на протяжении какого-то временного отрезка, который очень трудно оценить и точно определить.

Простое семантическое определение слова кельтский, прилагаемое то к этносам, то к языкам, давно уже стало делом специалистов. Подумать только, сколь малочисленна элита, для которой это слово представляет определенную ценность, не зависящую от их личных чувств и пристрастий! В современном французском почти невозможно соблюдать правильное разграничение терминов кельт (существительное, определяющее этническую принадлежность), и кельтский (прилагательное, определяющее языковую и религиозную принадлежность). “Кельтский язык” – это ошибочный термин, между тем как “кельтская женщина” – термин, возможный только в рамках феминизма, ни малейшего следа которого мы не нашли в наших письменных источниках (см. стр. 76-78). Что касается “кельтитюда”, сомнительного неологизма, он очень напоминает своим суффиксом “негритюд” и то ксенофобское презрение, которое связано с этим термином.

Тем не менее кельты занимают огромное место в истории древней, да и средневековой Европы: позволительно сказать, что они являются главными действующими лицами протоистории всей Западной и Центральной Европы и принадлежат к числу народов, наиболее интересовавших античных историков. Такое утверждение может показаться парадоксальным в нашу эпоху, когда кельты сведены к небольшим историческим или лингвистическим общностям на крайнем западе Европы. Однако в Галлии до завоевания ее Цезарем кельтское расселение невозможно объяснить без учета соседних стран – Испании, Великобритании, Северной Италии, Швейцарии, Бельгии, Германии, Центральной Европы и придунайских областей. Всегда ли справедливо оценивается и признается участие бриттов, островных и континентальных, в меровингской политике, роль Шотландии в политике английских королей, роль герцогов Бретани, союзников Бургундии и Священной Римской империи в конце XV века? Забвение роли кельтов – это общее место европейской историографии, не желающей признать, что эти поздно христианизированные “варвары” спасли классическую культуру от ночи меровингских времен, и воспринимающей постсредневековые кельтские пережитки как фальшивую ноту истории.

Обратившись к основным определениям, мы видим, что понятие “Галлия” (Gallia) как географическая и “национальная” (в современном смысле слова) единица и впрямь является весьма древним. Но что она представляла собой как “родина” для галлов? Мы не уверены, что Камиль Жюлиан в своей “Истории Галлии” дает нам правильный ответ. И какова была географическая протяженность Галлии, признанная самими кельтами в древности? Между концепцией единой Галлии, сведенной к своим “естественным границам”, и множеством укладывающихся в те же границы разнородных лингвистических и археологических фактов существует противоречие, звучащее как настоящий сигнал тревоги. С нашей точки зрения не всегда уместно отождествлять общий термин с его конкретным приложением, замыкая кельтов первого века до нашей эры в пространство, ограниченное Гаронной и Сеной. В качестве краткой иллюстрации мы могли бы сказать, что в спорах о том, были или не были кельтами носители гальштаттской культуры между X и V вв. до н.э., не больше смысла, чем в вопросе о том, принадлежал ли Хлодвиг к французской национальности в начале VI века. Хлодвиг был французом, поскольку Галлия стала Францией, но в его эпоху об этом почти не думали, ибо историческое будущее – это то неизвестное, которого не ожидаешь. Кельты говорили по-кельтски, но у них никогда не было объединенной кельтской империи.

Кельтская империя несомненно существовала, но она была не политической, а языковой, религиозной и художественной общностью; не являлась она и историческим образованием, поскольку от событий, сопровождавших ее долгое существование, до нас дошли лишь незначительные обрывки, и в то же время это образование было весьма влиятельным. Мы обладаем достаточными доказательствами ее легендарной реальности: первое из этих доказательств – Celticum Амбигата, описанный Титом Ливием, сообщающим об основании в Цизальпинской Галлии Милана (Mediolanum); благодаря этой встрече кельтского мифа с римским историком начинает определяться положение кельтов по отношению к истории.