Разговор двух мудрецов (Комментарии)
Перевод выполнен по изд.: Immacalam in Da Thuarad/Ed. W. Stokes,//Revue celtique. 1905. XXVI. Текст содержится в “Лейнстерской Книге”, “Желтой книге из Лекана” и др.
Сага представляет собой пример “состязания” поэтов, играющих намеренно усложненными оттенками смысла и поэтическими ассоциациями, в большинстве случаев недоступными расшифровке. Сохранилось ирландское предание о том, что присутствовавшие при споре этих поэтов ирландцы тоже ничего не поняли из их разговора и, рассердившись, отняли у поэтов право заниматься юрисдикцией, которым они до того обладали.
Несколько замечании по поводу раннеирландской генеалогической традиции
В этой краткой, но, как кажется, необходимой заметке, есть возможность только указать на истоки сложности той проблемы раннеирландских текстов, которая, наверно, не раз ставила в тупик внимательного читателя. Действительно, родство, “единство времени, действия и места” персонажей ирландских повествований нередко являются весьма условными, если не сказать больше, категориями для их носителей, составителей и авторов. Ниже мы сошлемся на несколько изданий и исследований (хочу выразить благодарность фонду Александра фон Гумбольдта (Alexander von Humboldt-Stiftung, Bonn), при поддержке которого я смог получить доступ к ряду материалов, бывших необходимыми для подготовки этой книги), которые помогут желающему опереться на источники и прислушаться к мнению авторитетных людей, но предварительно считаем нужным сказать, что проблема связана прежде всего с представлением о правдивости и значимости сообщаемой информации для носителей определенной культуры. Представима такая ситуация, при которой критериями правдивости будут некоторые независимые ее подтверждения. Представима и другая (та, в частности, где, добыв в бою голову противника, человек может приобщиться и исполняться ее магической силы), при которой племя, подчинившее другое, приобщает к своим и его божественного предка, “усиливая” свое происхождение и значение, а с нашей точки зрения почти безнадежно путая “правдивую” информацию о его происхождении и исторической судьбе. Будучи зачастую обречены на неудачу в восстановлении истории, мы не можем забывать, что ее отражение в доступных для нас памятниках определяется прежде всего типом пережившей эту историю культуры. О разных таковых типах прекрасно сказано в небольшой работе Ю. М. Лотмана (Несколько мыслей о типологии культур: Языки культуры и проблемы переводимости. М., 1987.), а о некоторых специфических чертах переломного периода жизни Ирландии мы пытались сказать во вступительной статье. Предстоит еще осмыслить, какой глубины перелом был пережит Ирландией в эпоху до и после принятия христианской веры, но и сейчас можно указать на некоторые мотивы, определявшие избирательность памяти и “обратное предвидение” носителей ее культуры, более или менее традиционных с нашей точки зрения.
Система королевской власти в Ирландии, начавшая складываться гораздо раньше первых документальных свидетельств об этом институте, была одновременно весьма аморфной и все же с известной точки зрения вполне логично устроенной. На нижней ступени стоял король племени, самой мелкой самодостаточной единицы ирландского общества–короли такого ранга в сагах практически не фигурируют. Затем шел король нескольких племен, король “пятины” (к примеру, Лейнстера или Улада) и, наконец, правитель всей Ирландии, с резиденцией в Таре. Игра случая, личные или родственные отношения определяли союзы королей на низшем уровне, внешним проявлением которых была передача залогов в той или иной форме. Дар более сильного короля мог быть знаком покровительства и не предусматривать никаких обязательств противной стороны – так строились отношения между членами одной династической группы. В иных случаях принятие дара или обмен залогами являлся гарантией выплаты определенной дани и оказания поддержки в необходимых ситуациях. Подобные процедуры соблюдались независимо от мирного или насильственного характера установления отношений. По своей сути они больше напоминают не собственно политические связи, а скорее межличностные взаимоотношения в ирландском обществе.
Сложнее оценить уровень собственно политических отношений в Ирландии дохристианского и раннехристианского времени. Ряд крупных ученых, и среди них Е. Мак Нейлл и Ф. Ж. Бирн, полагали, что древнейшей доступной для нашего восприятия реальностью в этом смысле было деление острова на пять частей, так и называвшихся coiced. В Таре, как мы говорили, полагалось быть верховному королю. Подобная структура имеет космологический смысл (о чем наглядно свидетельствует ряд текстов, включенных в эту книгу), но в реальности она вряд ли могла быть актуальной до относительно позднего времени. Фигура правителя Тары имела, бесспорно, культовый характер и место его могло оставаться незанятым подчас продолжительное время – первый из таких периодов падает на время “Похищения Быка из Куальнге”, но так бывало и после христианизации, во времена господства династии Уи Нейллов. Специфику отношений между отдельными пятинами можно легко проследить по сагам и генеалогиям, относящимся к дохристианскому времени. Коннахт и Улад разделяла вражда, причем последний оставался в известном смысле миром в себе и его короли не претендовали на титул верховного правителя. В несколько особом положении был и Мунстер, южное королевство. В раннее, героическое время его связи с королевской властью в Таре тоже весьма неопределенны и намечены только благодаря фигуре Конайре Великого, сына Этерскела (героя саги “Разрушение Дома Да Дерга”). Его правление традиционно “помещалось” около начала нашей эры, а генеалогии считали его предком ряда населявших Мунстер народов – Мускрайге, Корку Дуибне, Корку Байскне. Короли Мунстера заявляют о себе позже, и к этому мы еще вернемся. В легендарное время их прародителем считался мифический Муг Нуадат, за которым шли Айлиль Аулом, Эоган Великий, Фиаху Муллетан, Айлиль Фланд Бек, дед Коналла Корка, считавшегося предком ряда династий из рода Эоганнахта.
Хотя в дохристианскую эпоху прерогатива правления в Таре не принадлежала какой-либо одной династии или племенной группе, наиболее известные короли были из коннахтов, потомки знаменитого Конна Ста Битв. Его внук Кормак, сын Арта, известен как постоянный противник уладов. Политическая история и династические взаимоотношения внутри этого королевства были достаточно сложными, но они мало касаются помещенных в этой книге повествований. Напротив, правители Лейнстера играют в них активную роль. Сага “Разрушение Динн Риг” повествует об их происхождении, описывая деяния Лабрайда, считавшегося предком королей Лейнстера. Потрадиционной хронологии эти события приурочены к 300 г. н. э., иначе говоря, складывание восточного королевства произошло намного позже остальных (к примеру уладское процветало уже за шесть веков до того). Однако, если вспомнить “Похищение Быка из Куальнге”, события которого традиционно приурочены к рубежу нашей эры, то уже там не раз упоминаются воины племенных групп Лейнстера – Галиойн и Фир Домнайн, а как заметил Ф. Бирн, если следовать генеалогической традиции лейнстерцев, Лабрайда нужно поместить лет за шестьсот до нашей эры, хотя он и считался представителем 25-го поколения после своего предка, мифического сына Миля, Эремона. Этническая история Лейнстера очень сложна и не до конца понятна, однако по мнению большинства ученых личность Лабрайда, предводителя пришельцев с континента, хотя и вобрала множество мифологических черт, скорее всего доносит память о каких-то перемещениях кельтских племен в Ирландию. Впоследствии разные племенные группы Лейнстера – Уи Кенселайг, Уи Гархойн, Уи Дунлайн-гe – играли неодинаковую роль в его истории, и это отражалось в более поздних генеалогиях. Так, давно замечено, что когда Уи Дун-лайнге стали претендовать на господство в пределах пятины, они просто совместили списки правителей королевства со своими генеалогиями, что противоречит обычным ирландским принципам наследования власти, редко переходившей от отца к сыну – правитель обычно выбирался из круга ближайших родственников. К слову сказать, тем же грешили и представители могущественной династии Уи Нейллов в Таре, описывая ближайших предков Ниалла Девяти Заложников со времен Кормака, сына Арта (Koрпре Лифехарь, Фиаху Срайб-тине, Муйредах Тирех, Эохайд Мугмедон, бывший отцом Ниалла).
Хотя основная помещенная в книге сага, показывающая взаимоотношения лейнстерцев с правителями Тары, “Борома”, свидетельствует скорее об оборонительной позиции, занятой восточным королевством, анналисты и. составители генеалогий единодушно признавали, что лейнстерские короли не только вели иной раз борьбу за обладание титулом верховного правителя, но и владели им, как в случае Катай-ра Великого, предка заметнейших династий Лейнстера. Однако поскольку события саги противопоставляют лейнстерского короля Эоху и правителя Тары Туатала (предка коннахтов и Уи Нейллов), живших в I в. н. э. по традиционной хронологии, соперничество двух центров власти может считаться имеющим долгую историю.
Иначе обстояло дело с Мунстером. Ассоциации, связанные с ним, в основном мифологического свойства, и это королевство всегда отличал особый облик. Характерно, что при упоминании Мунстера, бывшего, тоже пятиной Ирландии (хотя нередко его делили на две части, так что получалось как бы две мунстерских пятины), в традиции часто всплывает не пятеричное, а двоичное деление Ирландии. Его истоки – в разделе страны между сыновьями Миля, Эбером и Эремоном. Напомним, что генеалогически правители пятин распределялись неравномерно – так лейнстерцы, географически тяготевшие скорее к Мунстеру, возводили своих правителей к Эремону, взявшему при дележе север. Позже, по традиции во II в. н. э., двоичное деление Ирландии вопроизводится в противостоянии Конна Ста Битв и Муг Нуадата (иначе известного как Эоган). Последний считался предком ряда династий, правивших Мунстером в историческое время, хотя, как мы говорили, их непосредственным предком считался Коналл Корк. Центр Мунстера, Кашель, по традиции, был основан Корком в V в. н. э. и принадлежал одной из ветвей династии Эоганнахта. Несколько ветвей этой династии сохраняли постоянную самостоятельность вместе с рядом не принадлежащих к ним независимых племен, придавая власти в Мунстере более децентрализованный, чем в иных королевствах, характер. Стремление династии Эоганнахта к реальной или, так сказать, пропагандистской консолидации власти вокруг Кашеля было скорее ответом на реальное усиление власти потомков Ниалла на севере и в центре страны, чем схожим по сути процессом. Вообще создается впечатление, что Мунстер развивался в несколько замедленном темпе, сохраняя многие черты архаической эпохи.
Здесь можно лишь в нескольких словах указать на некоторые соответствия вышесказанному, предоставляемые нам памятниками материальной культуры. Деление Ирландии на две части по линии север-юг обретает очевидную параллель, ибо памятники культуры позднего железного века, латена, обнаружены на острове лишь в северной его половине, Уладе, и некоторых центральных районах. По ряду признаков (типы укрепленных поселений) можно выделить также восточную и западную культурные группы, однако и здесь особняком стоит именно территория Мунстера, совершенно лишенная латенских памятников и сохранившая широко распространенный тип укрепленных поселений на холмах, которые в других районах чаще всего приходили в запустение в начале христианского времени, уступая место многочисленным индивидуальным поселениям.
Материальные памятники и данные законов, сохраненных в ирландских рукописях, в какой-то мере согласуются с гипотезой о том, что в первые века нашей эры в Ирландии происходили серьезные социальные перемены, сходные в чем-то с переходом от гальштатта к латену в континентальной Европе и приведшие к “разукрупнению”, временной децентрализации власти, провоцировавшимся новым типом хозяйственного и социального развития. Процесс консолидации власти, но уже на новой основе заметен в период накануне христианизации, характер которой он, по нашему мнению, во многом определил. Очагом этих перемен была именно центральная и отчасти северная Ирландия. Именно тут возникали новые династические и политические связи, диктовавшиеся не только потребностями момента, но и понятным стремлением многих родовых объединений доказать впоследствии свое родство с возвысившимися династиями типа Уи Нейллов. В стремлении увязать множество возникавших в связи с этим противоречий ирландские анналисты, авторы и составители историй и генеалогий были одновременно и весьма консервативны и падки на самые невероятные выдумки. Появление новых сыновей Миля (кроме Эбера и Эремона), давших начало ряду династий, было одним из приемов. В ряде сочинений выступает и второй Миль. Немало писалось, что одной из наиболее грандиозных генеалогических фикций была династическая история Эоганнахта, ставившая себе целью искусственно создать параллель тем процессам консолидации власти, которые происходили в центре страны. Однако тексты, подкреплявшие эту теорию, по сути принадлежат к наиболее архаичным в ирландской традиции, наиболее насыщенным мифологическими элементами и верным вековым установкам мышления. Это одна из трудностей изучения ирландской культуры вообще и одна из причин ее необыкновенной привлекательности.
Указания на издания ирландских анналов и генеалогий, а также на широкий круг посвященной им литературы можно найти в следующих исследованиях: Byrne F. J. Irish Kings and High-Kings. L., 1973;
Н u g h e s K. Early Christian Ireland: Introduction to the Sources. 1972; Moody T. W. et al. A New History of Ireland. Vol. 9. Oxford, 1984; Mac Neill E. Phases of Irish History. Dublin, 1919;
О Buachalla L. Contributions Towards the Political History of Munster//Corc Historical and Archaeological Journal. 1952; 6 С о r r a i n D. Ireland before the Normans. Dublin, 1972; O'R a h i 11 у Т. Early Irish History and Mythology. Dublin, 1946; S myth A. Celtic Leinster. Dublin, 1986.