Фердиад – легендарный герой, неоднократно упоминаемый в сагах Ульстерского цикла, молочный брат Кухулина, проходивший вместе с ним обучение у Скатах.

Сюжетная вводная: на момент начала игры Фердиад, один из поручителей сыновей Уснеха, в составе отряда Фергуса Мак Ройга уходит из Ульстера и поступает на службу к королеве Медб. Узнав о том, что Конхобар готовится убить Найси, Дейрдре и их друзей руками Эогана сына Дуртакта, Фердиад помогает организовать побег сыновей Уснеха в Лейнстер. Поручители сыновей Уснеха обвиняют Конхобара в бесчестном поступки и покидают Эмайн Маху.

О Фердиаде:

"Меж тем, принялись спорить ирландцы, кому надлежит утром назавтра выйти на бой-поединок с Кухулином. И сказали они, что пойдет Фер Диад, сын Дамана, сына Дайре, храбрый воин из Фир Домнаи. Ибо равны и достойны друг друга были Фер Диад и Кухулин в искусстве сражения и схватки, у одних приемных матерей Скатах, Уатах и Айфе выучились они приемам сражения и закалили свой дух, так что ни один ни в чем не уступал другому. Все же владел Кухулин приемом га булга, а Фер Диад в час сражения и схватки у брода облачался в роговой панцирь.

Сейчас же послали гонцов и посыльных к Фер Диаду, но тот отказал им, отверг и не принял. Не пошел с ними Фер Диад, ибо знал, чего хотят от него ирландцы — боя-сражения с Кухулином, другом любимым, товарищем, названным братом. Вот отчего не пошел он за ними. Тогда отправила к нему королева друидов, заклинателей и певцов, что бы пропели они три леденящие песни и трижды закляли его да возвели на лицо Фер Диада три порчи — позора, стыда, поношения, что, откажись он идти, сулили гибель немедля иль в девять дней срока. Последовал за ними Фер Диад, не желая поступиться честью, ибо смерть от копья боевого искусства, геройства и силы считал достойней, чем гибель от жала заклятья, упрека, позора. Когда же он прибыл и с честью был принят, стали потчевать Фер Диада хмельными сладчайшими напитками, отчего опьянел он и развеселился. Славную награду сулили ему за грядущую битву: колесницу ценой в четырежды семь кумалов, пестроцветных одежд полного платья—для двенадцати воинов, столько земли, сколько раньше имел он, в плодородной долине Маг Аи, свободу от податей, дали, постройки валов и военных походов, поборов, неправых для сына и внука, и правнука во веки веков, а впридачу саму Финдабайр в жены, да золотую пряжку из плаща Медб.

Молвила Медб, исчисляя награды, и отвечал Фер Диад:

— Щедро мы тебя наградим:

Золото, леса, пашни дадим,

Тебя и потомство твое освободим

От податей всех отныне и навсегда.

О сын Дамана! Доблестный Фер Диад!

Сверх ожиданий будешь богат!

Или и впрямь ты богатству не рад,

Что позволит жить без забот и труда?!

— Воин, искусный в метанье копья,

Поруки по праву требую я,

Ибо завтра утром вся сила моя,

Все уменье потребуется сполна!

Тот, кто зовется Псом Кузнеца,

Страшен для доблестнейшего бойца.

Будет не легко выстоять до конца —

Для того и отвага и воля нужна!

- Коль желаешь, в поручители дадим мужей,

Которые самых верных верней!

Добрую упряжь, добрых коней

Даруем, дружбу твою ценя!

О Фер Диад! Ты умен и смел!

Если бы только ты захотел,

Свободный от всех подневольных дел,

Советником стал бы ты у меня!

- Без поруки я не пойду туда,

Где проклятого брода бежит вода!

До Страшного будут помнить Суда

Этот бой, кровавый и затяжной!

Только тех в поручители я хочу,

Кем ты клятву дашь моему мечу —

Морем, землей, солнцем, луной!

- Дорого время! Окончим спор!

Если ты сам на решенья не скор,

Короли и владыки за такой договор

Десницей поручатся перед тобой!

Что пожелаешь — то и возьмешь,

Ибо уверены мы, что убьешь

Мужа, с которым ты примешь бой!

- Поручителей нужно не меньше шести!

Лишь тогда я согласен к броду идти,

Лишь тогда, на виду у войска всего,

Пораженье приму я иль торжество

В битве с Кухулином, братом моим,

Бойцом, с которым никто не сравним!

За меня поручатся Кайрпре, Домнал,

Ниаман, который в битвах блистал!

Любой из бардов согласье бы дал!

Коль желаешь свершенья клятвы моей,

Пусть у нас четвертым будет Моран,

Пятым поручится честный Монан,

А в придачу двое моих сыновей!

- О Медб! Твои речи хвастливы, пусты!

А жених? Что тебе до его красоты?

У тебя, владычица круаханских холмов,

Зычен голос и воля крепка!

Так неси же парчу, неси шелка,

Серебро и золото, и жемчуга —

Я все, что сулила, принять готов!

- Боец, доказавший, что всех сильней,

По праву круглой пряжкой моей

Будет владеть до скончанья дней!

Ее без обмана получишь ты!

О воин, чья слава столь велика!

Поскольку всесильна твоя рука,

Все богатства, все земли наверняка

Поздно иль рано получишь ты!

Коль Пса Кузнеца одолеешь в бою,

Финдабайр, красавицу, дочь мою,

Королеву, что в западном правит краю

О сын Дамана, получишь ты!

Тогда взяла Медб у Фер Диада поручительство, что наутро он выйдет на бой-поединок вместе с шестью воинами, а если пожелает, то сразится один на одни с Кухулином. Взамен взял Фер Диад поручительство с королевы, что пошлет она шесть воинов исполнить ее условия, если падет Кухулин от руки Фер Диада.

- Вскоре взнуздали лошадей Фергуса, запрягли в колесницу и отправился он к Кухулину поведать о том, что случилось. Приветствовал его Кухулин и молвил:

— В добрый час ты приехал, о господин мой, Фергус!

— Верю я слову привета, о названный сын мой,— ответил Фергус.— Пришел я сказать, кто завтра в рассветную пору выйдет на бой-поединок с тобою.

— Слушаю тебя,— сказал Кухулин.

— То друг твой, товарищ и названный брат, что в ловкости, подвигах славных и во владении оружием тебе не уступит, Фер Диад, сын Дамана, сына Дайре, храбрый воин из рода Домнан.

— Клянусь рассудком, не в сраженье желал бы встречать я друзей,— воскликнул Кухулин.

— Оттого-то и должен ты поостеречься и быть наготове, что никому не сравниться из тех, кто сражался с тобою в бою — поединке при Похищении, с Фер Диадом, сыном Дамана, сына Дайре,— молвил Фергус.

— Все же,— ответил Кухулин,— я крепко стою, отбивая войска четырех великих областей Ирландии с понедельника перед Саманном до начала весны, и еще не случалось мне отступить хоть па шаг в поединке. Не отступлю и пред ним.

Вот как говорил Фергус, предостерегая Кухулина, и вот каковы были его ответы:

Фергус: Недобрую весть тебе я принес.

Скреплен договор. Поднимайся, о Пес!

К бою с тобой готов Фер Диад,

Сын Дамана, твой названный брат.

Кухулин: Что ж! Нелегко оборону держать

И натиск ирландцев здесь отражать,

Но я никогда не отступал ни на шаг,

Как бы ни был силен мои враг.

Поистине твой соперник суров:

Меч его стал от крови багров.

Роговой волшебный панцирь на нем:

Его не рассечь ни мечом, ни копьем!

Кухулин: Полно хвалить его, Фергус! Молчи!

Я ль не слыхал, как скрежещут мечи?!

Годен для битвы мне край любой,

С кем угодно я выйду на бой!

Множество подвигов содеяно им.

Был он доселе непобедим.

Сразиться с сотней — не считает за труд.

Его ни копье, ни меч не берут.

Кухулин: Коль встретить у брода мне суждено

Фер Диада, чья слава гремит давно,

Будет этот поединок жесток —

Со звоном столкнется с клинком клинок!

Ничего на свете я так не хочу,

Как того, чтоб ты на восток унес

Окровавленный труп Фер Диада, о Пес!

Кухулин: О Фергус! Не склонен я к похвальбе,

Но ныне готов поклясться тебе:

Над сыном Дамана я верх возьму,

Уступит он натиску моему!

Фергус За обиды, что улады мне нанесли,

Собрал я изгнанников из их земли.

Воины эти, ведомые мной,

Врагами пройдут по земле родной!

Кухулин: Конхобар сейчас недужен и слаб —

Не то вам жестокая встреча была б!

Досель на такие гибельные дела

Медб из Маг ин Скаля еще не шла!

Фергус Небывалый тебя ожидает бой:

Идет Фер Диад сразиться с тобой.

Да поможет тебе, о сын мой, твое

В песнях прославленное копье!

Так и воротился Фергус в лагерь и крепость ирландцев, а между тем в шатер к своим людям пришел Фер Диад и рассказал как взяла с него Медб поручительство выйти наутро на бой-поединок вместе с шестью воинами или, если будет на то его воля, сразиться один на один с Кухулином. Поведал он и об уговоре с королевой, что пошлет она тех шестерых воинов исполнить ее обещание, случись Кухулину пасть от руки Фер Диада.

В ту ночь не царили в шатре Фер Диада покой и веселье, да хмель и задор, но охватили людей Фер Диада томление, грусть и печаль, ибо знали они, что если сойдутся в бою два героя — крушителя сотен, погибнет один из них иль оба сразу. И думалось им, что коли пасть суждено одному, то уж не миновать гибели их господину, ибо не легким делом было выдержать бой-поединок с Кухулином во время Похищения.

Крепко спал Фер Диад глухой ночью, а под утро отлетел от него хмельной сон, и стали терзать его мысли о скором сражении да бое. Повелел он вознице взнуздать лошадей и запрячь колесницу, но принялся слуга отговаривать своего господина.

— Лучше б остался ты здесь и не ездил туда,— молвил он.

— Замолчи, юноша,— ответил Фер Диад, и от речи его и возницы:

Фер Диад: Приспело время для схватки! Вперед!

Сразимся с бойцом, что давно нас ждет

Там, где этот проклятый брод,

Над которым Бодб разносится вой.

Да явит каждый отвагу свою!

Пора пронзить моему копью

Кухулина грудь в кровавом бою.

Дабы сражен был грозный герой!

Возница: Лучше бы тебе не ездить сейчас:

Поединок будет на этот раз

Гибельным для одного, из вас.

Смотри, Фер Диад! Пожалеешь потом!

На бой с могучим уладом идти —

Значит верную гибель найти!

Надолго запомнят о сражении том.

Фер Диад: Не пристало так говорить тебе!

Худое дело — робость в борьбе!

Я не стану слушать твоих речей!

Победы достоин лишь тот, кто смел!

Не годится трусость для ратных дел!

Мы поедем на битву. Запрягай коней!

Тогда взнуздали коней Фер Диада, запрягли в колесницу и направился он к броду сражений, хоть и не взошел еще день полным светом.

— Послушай-ка, юноша,— сказал Фер Диад,— возьми в колеснице подстилки да покрывала и расстели мне, чтоб мог я забыться дремотой и сном, ибо под утро не спал я от дум о сражении да бое.

Распряг тут коней возница, освободил колесницу, где и забылся дурманною тяжестью сна Фер Диад.

Меж тем, спал Кухулин, пока не настал ясный день, ибо не хотел, чтоб решили ирландцы, будто поднял его страх иль боязнь. Когда же совсем рассвело, повелел он вознице взнуздать лошадей и запрячь колесницу.

— Не мешкай, юноша,— сказал он,— взнуздай лошадей, да запряги колесницу, ибо рано встает герой, с которым должны мы сразиться,— Фер Диад, сын Дамана, сына Дайре.

— Кони уж взнузданы, колесница запряжена,— ответил возница,— взойди на нее и да не ляжет позор на твое оружие!

Тогда ступил на колесницу Кухулин, сын Суалтайма, воин разящий, в сражении искусный, в бою победитель, с мечом пламеневшим. В тот же миг взвыли вокруг демоны и оборотни, духи земные и воздушные, ибо тем криком Племена Богини Дану множили трепет, боязнь, содрогание и ужас, что всякий раз внушал Кухулин на поле сражения, в бою, поединке иль схватке.

Не долго пришлось дожидаться вознице Фер Диада — вскоре услышал он шум, грохот, стук, громовые удары, треск, завывание. Это сшибались щиты, трещали копья, мощно мечи ударялись, завывали шлемы, звенели нагрудники, тешась боевыми приемами, пели канаты, стучали колеса, скрипела колесница, лошади били копытом, и громогласный клич издавал к броду спешащий герой.

Тогда приблизился слуга к своему господину в тронул его рукой.

— О, Фер Диад,— сказал он,— вставай, ибо тот, кого ждешь ты, уж близится к броду. Так говорил возница:

Гром колесницы мне все слышней,

Прекрасна серебряная дуга на ней.

Огромен воин: над гривами коней,

Над колесницей возвышается лицо его!

Чрез Брегроос, чрез Брайне, в сиянии дня,

Чрез Банле ин Биле, на тебя и меня,

Мчится он, верность уладам храня!

Победоносно его торжество!

То Пес, ведомый ратной страдой.

То боец колесничный, что играет уздой,

То ястреб благородный, воин младой,

К югу коней устремляет гон.

Тело Пса кровью обагрено.

Не устрашиться его мудрено.

К чему молчать? Известно давно;

С нами на битву несется он.

Горе тому, кто на холме ждет,

Покуда доблестный Пес придет!

Предсказал я в прошлом году: нападет

Однажды, в самый нежданный час,

Пес из Эманн Махи, чей лик

Изменить окраску способен вмиг,

Грозный Пес, что в битвах велик!

Берегись, Фер Диад! Он увидел нас!

— Эй, юноша,— ответил Фер Диад,— отчего восхваляешь ты этого мужа с той самой поры, как ушли мы из дома? Уж слишком возносишь его ты и берегись, как бы нам не поссориться. Предрекли ведь мне Айлилъ и Медб, что падет он от моей руки, а уж за такую награду не стану я медлить с расправой. Пришло тебе время помочь мне. Вот что говорил Фер Диад, и что отвечал ему слуга:

Теперь ты должен мне пособлять.

Замолчи! Довольно его восхвалять!

Пристало ль другу мой гнев распалять?

Твое предсказанье не более чем сон!

Тот, на кого ты смотришь сейчас,

Спешит на битву в последний раз!

Он будет моей рукою сражен!

Благородного Пса я вижу сейчас!

Смотри, Фер Диад! Он заметил нас!

Пес из Куальнге мчится сюда!

Он, как на крыльях, летит на конях,

Бежит он, как быстрый гром в облаках,

Бежит, как с высокой скалы вода!

Не долго пришлось дожидаться вознице Фер Диада — вскоре увидел он чудесную пятиугольную колесницу о четырех колесах, что стремительно и неудержимо неслась к ним, направляемая искусной рукой. То была колесница геройских деяний с зеленым пологом, остовом спереди узким, высоким как меч и несравненным для подвигов ратных.

Две лошади влекли колесницу, быстрые, скачущие, широкоухие, прекрасные и неудержимые, широкогрудые с сердцем горячим, раздувающимися ноздрями, высоким пахом, огромными копытами, топкими ногами, дивные, резвые. Одна из них, серая, крутобедрая и длинногривая, неслась частыми скачками. О бок с ней была черная лошадь со вьющейся гривой, стремительным шагом, могучей спиною. Подобны соколу, настигающему добычу в ветренный день, подобны жестоким порывам весеннего ветра, что дует в долине мартовским днем, подобны обезумевшему оленю, впервые спугнутому собаками, были кони в колеснице Кухулина, что, казалось, неслись по сверкающим, жгучим камням, так, сотрясаясь, дрожала земля от неистовой скачки.

Вскоре приблизился Кухулин к броду. Фер Диад ожидал уж его с южной стороны брода, а Кухулин встал у северного берега.

— В добрый час ты явился, Кухулин! — приветствовал его Фер Диад.

— Доныне верил я твоему слову,—ответил Кухулин,— а сегодня уж нет. Да к тому же, спорее пристало не тебе, а мне приветствовать тебя, ибо ведь это ты пришел в мои родные края и владения; скорее уж я, а не ты, должен искать поединка и схватки с тобою, ведь перед тобою гонят моих женщин и детей, юношей, лошадей, стада и иную скотину.— О, Кухулин,— молвил в ответ Фер Диад,— зачем ты решился на бой-поединок со мною? Ведь бывало, у Скатах, Уатах и Айфе ты прислуживал мне, застилая постель и готовя копья.— Воистину так,— отвечал Кухулин,— ибо в ту пору был молод и юн. Иное теперь, когда не сыскать во всем свете бойца, которому б я уступил. Тут принялись они горько укорять друг друга за отступничество от прежней дружбы, и вот что говорил Фер Диад, а Кухулин отвечал ему:

Фер Диад: Неужто со мною, кривой Щенок,

Ты на смертную схватку отважиться смог?!

Ужо получишь кровавый урок!

Кони от ужаса захрапят под тобой!

Из полена одного, сколь ни трать труда,

Не удастся костер разжечь никогда.

Будет тебе во враче нужда,

Если добраться сможешь домой!

Кухулин: Я пред младыми бойцами стою,

Как старый вепрь, все крушащий в бою!

Потешу пред войском отвагу свою:

Утоплю тебя в этой реке!

Сто ударов должны твое тело рассечь,

Покуда не снимет голову с плеч

Меч, зажатый в моей руке!

Фер Диад: Фер Диаду под силу тебя разрубить!

Пришел я, чтобы тебя убить,

Твоей хвастливой лжи вопреки!

Пусть поглядят улады на бой!

Пусть надолго запомнит любой,

Что герой их пал от моей руки!

Кухулин: Когда же сойдемся мы? Дай ответ!

Лучше места для боя нет —

Чем плох для нас этот брод?!

Мечами ль мы будем вооружены,

Копьями большой иль малой длины,

Все равно тебя гибель найдет!

Фер Диад: У гор Баирхе до темноты

Мною будешь повержен ты!

Участи ты не дождешься иной!

Улады, воззвавши к тебе в нужде,

Попали в плен к неминучей беде,

Ибо победа будет за мной!

Кухулин: Ты у бездны стоишь, скажу не тая!

В твою грудь направлены острия!

Смерть твоя не будет легка!

Победитель твой будет славен всегда:

А тебе в награду — позор да беда!

Тебе не водить в битву войска!

Фер Диад Хватит с меня твоих клевет,

Ты болтун, которых не видел свет!

Ты верх надо мной не возьмешь никогда!

Ты сердцем с трепещущим птенчиком схож!

Мальчишка! Трусливее редко найдешь!

Чужда тебе храбрость и мощь чужда!

Кухулин: У Скатах — вспомни о тех временах!—

Не знали мы, что такое страх!

Вместе грелись у одного огня.

Друга любимей не ведал я.

Ты мой родич, и гибель твоя

Раны смертельной страшней для меня!

Фер Диад: Вспомни о чести, коль вправду смел!

Будет, покуда петух не пропел,

Вздета твоя голова на копье!

Пес из Куальнге! Пойми, сейчас

Безумье тебе отдает приказ!

Знай, что сам заслужил свое!

— Знай же, Фер Диад,— сказал Кухулин,— что не пристало тебе выходить на сражение и схватку со мною из-за вражды да раздора, затеянных Медб и Айлилем. Каждый, кто был здесь, погиб без успеха и славы. Так, без успеха и славы, погибнешь и ты. Вот, что говорил он дальше, а Фер Диад слушал его;

О Фер Диад благородный! Постой!

Зря ты со мной затеваешь бой!

Не избегнешь ты моего копья!

Опечалит многих гибель твоя!

Тебя увлекает в сражение ложь!

Остановись или гибель найдешь!

Избежать не сумеешь ударов моих!

Наготове мой меч — для тебя ль, для

Тебя не спасут ни ловкость, ни твой

Непробиваемый панцирь роговой!

Да и та, кого жаждешь всего сильней,

Не будет, о сын Дамана, твоей!

Финдабайр, дочь Медб, хороша,

Но как бы ты не обманулся, спеша!

Великая ей красота дана,

Но не будет твоей женою она.

Многих Финдабайр, дочь короля,

Погубила, себя в награду суля!

Коль правду молвить, из-за ее красоты

Много погибло таких, как ты!

Наших клятв безрассудно не рушь!

Подумай о дружбе, доблестный муж!

Узы верности кровной ценя,

Не выходи на поединок против меня!

Той, кого хочешь назвать своей,

Домогались уже пятьдесят мужей.

Всех отправил в могилу я,

Отведали все моего копья!

Уж на что Фер Бает был спесив и силен!

Дружиной по праву гордился он.

Но я легко расправился с ним,

Сокрушив его спесь ударом одним!

А Срубдайре, которого я убил?

Счастливым любимцем ста жен он был.

Покоится слава его в пыли.

Ни одежды, ни золото его не спасли.

Если обещана была бы мне

Женщина, что нравится всей стране,

Не стал бы пронзать я грудь твою,

В каком бы то ни случилось краю!

— О Фер Диад,— сказал Кухулин,— вот отчего не пристало тебе выходить на бой-поединок со мною, ведь когда жили мы у Скатах, Уатах и Айфе, вместе стремились мы в каждую схватку, на поле сражения, в бой, поединок, в лес или чистое поле, в чащу или глушь.

Так говорил он дальше;

Кухулин: Друзьями сердечными были мы.

Вместе бродили по дремучим лесам.

По-братски делили ложе одно,

Погружаясь вместе в глубокий сон

После тяжких походов и битв. :

Вместе во многих чужих краях

Нам довелось побывать с тобой.

Никакие леса не страшили нас,

Когда у Скатах обучались мы.

Фер Диад: О Пес, совершенный в ратной игре!

Одному искусству обучались мы.

Но расторгнуты узы дружбы былой:

Кровью оплатишь свою вину.

Что вскормлены вместе, не поминай!

Не спасет тебя былое, о Пес!

- Довольно нам медлить,— сказал тут Фер Диад,— с какого оружия начнем, о Кухулин?

— Сегодня до ночи тебе выбирать,—ответил Кухулин,— ибо прежде меня явился ты к броду.

— Помнишь ли ты искусные боевые приемы, в которых мы упражнялись у Скатах, Уатах и Айфе? —спросил Фер Диад.

— Воистину, помню, — ответил Кухулин.

— Коли так, начнем,— молвил Фер Диад.

Порешили они начать с искуснейших боевых Приемов. Каждый взял в руки изукрашенный щит, восемь охарклес, восемь копий, восемь мечей с костянок рукоятью, да восемь боевых дротиков. Полетели они в обе стороны, словно пчелы в ясный день, и что ни бросок, то прямо в цель. С самого рассвета до полудня обменивались они ударами и немало притупили оружия о шишки и борта щитов. Все ж, сколько ни билисъ они, никому не удавалось окровавить иль ранить другого, ибо столь же умело отбивали они удары, сколь и наносили их.

— Отложим это оружие, о Кухулин,— сказал Фер Диад — ибо не разрешит оно нашего спора.

— И вправду отложим, если пришло время,— ответил Кухулин.

Тут, кончив биться, передали они оружие в руки воэниц.

— Каким ж о оружием сразимся теперь мы?—спросил Фер Диад.

— Сегодня до ночи тебе выбирать,— ответил Кухулин,— ибо прежде меня явился ты к броду,— ответил Кухулин.

— Возьмемся тогда за наши блестящие, гладкие, крепкие, острые копья с веревками из прочного льна,— молвил Фер Диад.

— Пусть будет так,— отвечал Кухулин.

Вооружились они боевыми равнопрочными щитами и взялись за блестящие, гладкие, крепкие острые копья с веревками из прочного льна. Принялись Фер Диад и Кухулин метать их друг в друга и не кончали боя с полудня до самого вечера. Как ни искусно они защищались, неотвратимы их были удары, и каждый в той битве истекал кровью и ранил другого.

— Оставим это, о Кухулин,— сказал, наконец, Фер Диад.

— Оставим, раз пришло время,— ответил Кухулин.

Кончили они биться и передали оружие в руки возниц. Тогда подошли они друг к другу и, обнявшись за шею, трижды расцеловались. Ту ночь лошади их провели в одном загоне, а возницы — у одного костра, и каждый из них приготовил для своего господина постель из свежего тростника с изголовьем. Вскоре пришли к броду лекари и знахари, чтобы залечить и исцелить их раны. На раны, порезы, язвы и бессчетные следя ударов положили они целебные травы, растения и магические зелия. И половину всех трав, целебных растений и магических зелий, что наложили на его раны, порезы, язвы и следы бессчетных ударов, отсылал Кухулин Фер Диаду на запад от брода, дабы, случись Фер Диаду погибнуть, не говорили ирландцы, что Кухулина лучше лечили.

И от каждого кушания, от каждого доброго, крепкого, веселящего напитка, что несли Фер Диаду ирландцы, равную долю слал он на север от брода Кухулину, ибо меньше людей доставляли тому пропитание. Все до одного подносили ирландцы еду Фер Диаду, лишь бы избавил он их от Кухулина, а к нему лишь раз в день, то есть каждую ночь, приходили люди из Бреги.

Так провели они ночь, а с рассветом поднялись и направились к броду сражений.

— Какое оружие испытаем сегодня, о Фер Диад? — спросил Кухулин.

— До ночи тебе выбирать,— ответил Фер Диад,— ибо я выбирал накануне.

— Тогда испытаем тяжелые длинные копья,—сказал Кухулин,—быть может удары копья быстрее разрешат наш спор, чем вчерашнее метание. И пусть приведут лошадей, до запрягут в колесницы, ибо не пешими будем сегодня сражаться.

— Пусть будет так,— отвечал Фер Диад.

В тот день они взяли широкие крепкие щиты и тяжелые длинные копья. С самого рассвета до заката каждый пытался пронзить, ударить, опрокинуть и сбросить другого. Если бы птицам случалось летать сквозь людские тела, в тот день могли бы они пролететь сквозь тела героев и из бессчетных порезов и ран ввысь в облака уносили б пни куски их спекшейся плоти и крики. Когда же настал вечер, истомились лошади героев, устали возницы и сами бойцы.

— Оставим его, о Фер Диад,—сказал Кухулин,— лошади паши истомились, возницы устали, а уж если устали они, как могли б не устать и мы сами.

Так говорил Кухулин дальше:

Сокрушила усталость гигантов-коней,

И нам отдохнуть приспела пора.

Да сойдут бойцы со своих колесниц!

Да смолкнет битвы шум до утра!

— Что же, оставим, раз пришло время,— ответил Фер Диад.

Кончили они биться и передали оружие в руки возниц. Тогда подошли друг к другу воины и, обнявшись за шею, трижды расцеловались. Ту ночь лошади их пропели в одном загоне, а возницы у одного костра, приготовив для раненых воинов постели из свежего тростника с изголовиями. Ночью пришли к ним лекари и знахари, чтобы осмотреть и позаботиться о воинах, и оставались с ними до рассвета. Столь ужасны были раны, порезы, язвы и бессчетные следы ударов на телах героев, что ничего не могли они поделать, и лишь произнесли заклятья и заговоры да наложили на тела воинов магические зелья, чтобы унять и успокоить их кровь и не дать разойтись повязкам. И от каждого зелья, что прикладывали к порезам н ранам Кухулина. половину отсылал он через брод на запад Фер Диаду. От каждого из кушаний, от каждого крепкого, доброго, веселящего напитка, что несли Фер Диаду ирландцы, равную долю слал он на север от брода Кухулину. Все до одного подносили ирландцы еду Фер Диаду, лишь бы избавил он их от Кухулина, а к нему лишь раз в день, то есть каждую ночь, приходили люди из Бреги. Так провели они ночь, а ранним утром, поднявшись, направились к броду сражений. И заметил Кухулин хворь да истому на лице Фер Диада.— Воистину плох ты сегодня, о Фер Диад,— сказал он,— потемнели твои волосы, затуманились глаза и нет уже прежней повадки, обличья и вида.— Вот уж не от страха или боязни такой я сегодня,— ответил Фер Диад,— ибо не сыскать во всей Ирландии воина, который меня одолел бы. Заговорил тут Кухулин, жалея и оплакивая Фер Диада, а тот отвечал ему:

Кухулин: О Фер Диад! Не могу я молчать;

На твоем лице — смерти печать!

Женщине позволив помыкать собой,

Ты с названым братом вышел на бой!

Фер Диад: О Кухулин! Мудрость твоя велика!

Ты герой, каких не знавали сока!

Но каждому, куда б ни вели пути,

Подземное ложе суждено обрести.

Кухулин: Финдабайр, дочь Медб, хороша,

Но ты обманулся в ней, спеша,

Не любила она, но хотела в бою

Испытать королевскую силу твою.

Фер Диад: О Пес, наделенный благородством сполна!

Давно моя сила подтверждена!

Мне воина не приходилось встречать,

Чья сила была бы моей под стать!

Кухулин: Проклинай самого себя, Фер Диад!

В том, что случилось, ты сам виноват!

Позволить женщине помыкать тобой!

С названым братом выйти на бой!

Фер Диад: О Пес Благородный! О названый брат!

Должен я биться, хоть сам не рад!

Иначе решат, что честь моя — пыль,

Королева Медб и король Айлиль!

Кухулин: Пищу к губам не подносили — нет,

Скорей еще не рождались на свет,

Король с королевой, выгоду чью

Я б выше поставил, чем дружбу твою!

Фер Диад: О Пес! Твою доблесть я видел не раз!

Не ты, но Медб предала нас.

Если мне гибель и впрямь суждена,

Знай, что в том не твоя вина!

Кухулин: Сердце мое — кровавый комок.

Сейчас я с жизнью расстаться б мог.

О Фер Диад! Биться мы не должны

Силы наши с тобой не равны.

— Довольно горевать обо мне, о Кухулин,— cказал Фер Диад,— какое оружие мы испытаем сегодня?

— Тебе выбирать до сегодняшней ноет,— ответил Кухулин,— ибо я выбирал накануне.

— Возьмемся за наши тяжелые грозноразящие мечи,— молвил Фер Диад,— быть может скорей разрешат они спор наш, чем вчерашние удары копий.

— Пусть будет так,— отвечал Кухулин.

Длинный, увесистый щит взял в тот день каждый из воинов, да тяжелый, грозноразящий меч. Принялись биться герои, и каждый старался ударить, пронзить, поразить и повергнуть другого. С голову месячного ребенка были куски мяса, что вырубали они из бедер, плечей и лопаток друг друга. Так рубились они с рассвета до самого вечера, и тогда сказал Фер Диад:

— Оставим это, о Кухулин!

— Оставим, коли пришла пора,— отвечал он.

Кончили они биться и передали оружие в руки возниц. Радостными, беспечными, веселыми и довольными встретились воины у брода расставаясь в тот вечер, были они удрученными, грустными, озабоченными. Ту ночь провели их лошади в одном загоне, а возницы у одного костра.

Так провели они ночь, а рано утром поднялся Фер Диад и один направился к броду сражений, ибо знал, что наступает решающий день и один из них будет сражен в поединке, коль не случится погибнуть обоим. Не дожидаясь Кухулина, Фер Диад облачился в одежды для боя, сражения и схватки. Облачаясь в одежды для боя, сражения и схватки, сначала надел он на тело передник из шелка с каймой разноцветного золота. Поверх повязал он передник из мягкой коричневой кожи и привязал к нему камень размером с мельничный жернов, а уж поверх, опасаясь га булга, надел он тяжелый и крепкий железный передник. На голову он водрузил свой шлем для боя, сражения и схватки, украшенный сорока драгоценными камнями, пурпурной эмалью и сверкающими самоцветами из восточных стран. В правую руку взял он свое крепкое, разящее копье, с левого бока привесил боевой меч с золотой рукоятью и перекладиной красного золота. На крутую спину закинул он щит неохватный, огромный, с пятьюдесятью шишками, из которых любая вместила б лик вепря, и гигантской шишкой из красного золота посередине. Потом испытал Фер Диад высоко в воздухе немало чудесных, невиданных боевых приемов, которым дотоле ни у кого не обучался — ни у приемного отца и матери, ни у Скатах, Уатах и Айфе. Впервые проделал их все Фер Диад в этот день, готовясь схватиться с Кухулином.

Между тем приблизился к броду Кухулин и увидел множество чудесных искуснейших боевых приемов, что проделывал Фер Диад высоко в воздухе.

— Погляди, друг мой Лаэг,—сказал Кухулин,— на эти чудесные искуснейшие боевые приемы, что проделывает Фер Диад высоко в воздухе, В час битвы обратит он их против меня. Так вот, если случится мне уступать в сражении, черни, поноси и порочь меня, раздувая мой боевой пыл и ярость. Если же буду брать верх я, хвали, славословь и превозноси меня, чтобы умножить мою храбрость.

— Так я и сделаю, о Кукулин! — ответил Лаэг.

Тогда облачился Кухулин в одежды для боя, сражения и схватки и проделал высоко в воздухе немало чудесных, блистательных боевых приемов, которым прежде не обучался у Скатах, Уатах и Айфе.

Увидел Фер Диад те боевые приемы и понял, что в должный час обратятся они против него.

— Какое оружие мы выбираем, о Фер Диад,— спросил Кухулин.

— Сегодня до ночи тебе выбирать,— отвечал Фер Диад.

— Тогда испытаем игру в брод,—молвил Кухулин.

— Согласен,—ответил Фер Диад.

Хоть и ответил так Фер Диад, знал он, что труднее всего ему уберечься от этого приема, ибо любого героя и воина побеждал Кухулин при игре в брод. Великое дело совершилось у брода в тот день — два героя, два первых воина, два колесничных бойца западной Европы, два пламенеющих факела доблести среди ирландцев, два расточителя даров, наград и милостей в северо-западном мире, два столпа доблести в Ирландии пришли издалека, чтобы сразиться друг с другом из-за раздора и распри, затеянных Медб и Айлилем.

С самого рассвета до полудня каждый из них старался поразить другого, а когда настал полдень, распалилась ярость бойцов, и сошлись они близко друг с другом. Тут в первый раз прыгнул Кухулин со своего края брода прямо на щит Фер Диада, сына Дамана, задумав срубить ему голову над верхней кромкой щита. Левым локтем встряхнул свой щит Фер Диад, и словно птица отлетел Кухулин обратно на кран брода. Снова прыгнул тут Кухулин со своего края брода прямо на шишку щита Фер Диада, задумав срубить ему голову над верхней кромкой щита. Ударил Фер Диад по щиту левым коленом, и словно ребенка отбросил Кухулина к его краю брода. И сказал Лаэг, увидев все это:

— Увы, враг обошелся с тобой как любящая мать, наказывающая ребенка. Он истрепал тебя, как треплют лен в воде. Он размолол тебя, как мельница мелет зерно. Он разрубил тебя, как топор разрубает дуб. Он обвил тебя, как вьюнок обвивает дерево. Он обрушился на тебя, как ястреб обрушивается на маленьких птичек. Вовек не иметь тебе права назваться храбрейшим или искуснейшим в битве, о ты, маленький бешеный оборотень!

Тогда в третий раз со скоростью ветра, быстротой ласточки, грозный, словно дракон и могучий, как воздух метнулся Кухулин прямо на шишку щита Фер Диада, задумав срубить ему голову над верхней кромкой щита. Но снова встряхнул свой щит Фер Диад, и очутился Кухулин на середине брода, будто и не прыгал вовсе.

Тут в первый рая исказился Кухулин. Стал он расти и шириться, словно надутый пуэырь и сделался подобен ужасному, грозному многоцветному, чудному луку. Ростом с фомора или морского разбойника, словно башня возвышался могучий герой над Фер Диадом.

Так тесно сошлись бойцы в схватке, что поверху сшиблись их головы, внизу ноги, а за шишками и кромками щитов руки. Так тесно сошлись они, что от бортов к середине треснули и лопнули их щиты. Так тесно сошлись они, что копья бойцов искривились, согнулись и выщербились от острия до заклепок. Так тесно сошлись они, что демоны и оборотни, духи земли и воздуха испустили клич с их щитов, рукоятей мечей и наконечников копий. Так тесно сошлись они, что вытеснили реку из ее ложа и русла, а там, где был брод, смогли бы устроить постель королю с королевой, ибо здесь не было больше ни капли воды, не считая той, что давя и топча выжимали бойцы из земли. Так тесно сошлись они, что в ужасе обезумели кони ирландцев и разорвали путы, Ремни и веревки, а женщины, юноши, дети, негодные к бою и слабоумные устремилось через лагерь на юго-запад.

Между тем заиграли бойцы лезвиями мечей. И случилось Фер Диаду застать врасплох Кухулина и тогда своим мечом с костяной рукоятью нанес он ему удар прямо в грудь. Хлынула кровь на пояс Кухулина и густо окрасила воду у брода. Не стерпел Кухулин той раны, ибо осыпал его Фер Диад градом губительных мощных ударов, и попросил га булга у Лаэга, сына Риангабара. Вот что это было за копье: оно опускалось под воду и металось пальцами ноги; одну рану оставляло оно, впиваясь в тело, но скрывало тридцать зазубрин, и нельзя было его выдернуть, не обрезав мясо кругом.

Услыхал Фер Диад эту просьбу и опустил свой щит, прикрывая низ тела. Тогда рукой метнул Кухулин тонкое копье, направив его выше кромки щита Фер Диада и его рогового панциря, и оно поразило сердце в груди воина, до половины выйдя наружу. Поднял свой щит Фер Диад, прикрывая верх тела, но было поздно. Уже опустил возница га булга в воду, а Кухулин, поймав его пальцами, метнул в Фер Диада. Пробило га булга прочный и крепкий передник литого железа, натрое раскололо камень, огромный, как мельничный жернов, проникло в тело, впившись в каждый член и сустав своими зазубринами.

— Довольно,— сказал Фер Диад,— теперь ты сразил меня насмерть. Воистину грозен удар твоей правой ноги, но и не подобало мне пасть от твоей руки. И еще сказал он;

О Пес, искусный в ратной игре!

Честной победу свою не зови!

На тебе вина, что на мне была!

О Кухулин! Руки твои в крови!

Не знать ни удач, ни побед вовек

Тем, кто на смерть обречен судьбой!

С каждым мгновением все грустней

И слабей становится голос мой.

Совсем разбиты ребра мои.

Из сердца крови течет струя.

Не в силах я подняться с земли.

Пес Кузнеца, умираю я!

Тут поспешил к Фер Диаду Кухулин, обхватил его обеими руками и, подняв вместе с оружием, доспехами и одеждой, перенес на северную сторону брода, чтобы не досталась его добыча ирландцам на западной стороне. Здесь опустил он тело на землю, а когда поднялся, напал на него дурман, слабость да немощь. Заметил это Лаэг и испугался, что явятся к ним ирландцы и разом набросятся на Кухулина.

— Поднимайся, о Кукук,— сказал он,— ибо скоро нападут на вас ирландцы и уже не согласятся на поединок, раз ты убил Фер Диада, сына Дамана, сына Дайре.

— К чему мне вставать,— ответил Кухулин,— если я погубил его.

Заговорил тогда возница, а Кухулин отвечал ему:

Лаэг: — О Пес боевой из Эмайн, воспрянь!

Время спешить на новую брань!

Пал Фер Диад, сраженный тобой!,

Богом клянусь, тяжек был бой!

Кухулин: — Не в радость победа, когда вконец

Истерзан тоскою победивший боец.

Новый день для меня не мил

Без брата, которого я сразил.

Лаэг: — Чем плакать, тебе подобает скорей

Гордиться этой победой своей!

Ты рыдаешь, над грозным врагом скорбя!

А если бы он одолел тебя?

Кухулин: — Пускай он руку или ногу мою

Отрубил бы в этом проклятом бою —

Все легче, чем знать, что воин младой

Колесничной не будет играть уздой.

Лаэг: — Девушкам Красной Ветви такой

Исход желаннее, чем другой.

Ты жив, Кухулин, а он убит.

Им оплакать лишь одного предстоит.

— С тех пор, как ты из Куальнге пришел

И Медб противился, смел и зол.

Для ее войска — считает она —

Побоищем стала эта война.

— Ты долго спокойного сна не знавал,

Покуда стада от врага охранял!

До света тебе приходилось вставать.

Легко ль в одиночку сдерживать рать?!

Принялся тогда Кухулин. горевать и оплакивать Фер Диада, говоря:

— О Фер Диад, горе тебе, что ни у кого не узнал ты о моих доблестных деяниях и искусстве владения оружием до того, как сошлись мы в бою! Горе тебе, что Лаэг, сын Риангабара, не пристыдил тебя памятью о нашем детстве и дружбе! Горе тебе, что не послушался ты мудрого слова Фергуса! Горе тебе, что благородный, победоносный, ликующий, непобедимый в сражении Конал не выручил тебя. Ибо не следуют эти мужи наветам, желаниям, словам или лживым посулам прекрасноволосых женщин из Коннахта. Знают они, что не родится вовеки средь коннахтцев тот, кто сравнялся б с тобой в славных подвигах, владении разящим щитом, копьем и мечом, игре в брандуб и фидхелл, вождении коней и колесниц. Не сыщется теперь руки, так же разящей врагов, как рука Фер Диада, стройного побега. Красногубая богиня войны не проделает больше пролома в валах крепостей, полных блестящих щитов. Теперь уж во веки веков никому не судить и ни от кого не добиться Круаху такого согласия, как было с тобой, о краснощекий сын Дамана!

Поднялся тогда Кухулин и встал над телом Фер Диада.— О Фер Диад,— молвил он,— великую измену и предательство совершили ирландцы, отправив тебя на бой-поединок, ибо не легкое дело сражаться и спорить со мною во время Похищения!

Принялся он говорить и сказал так:

Из-за предательства, о Фер Диад,

Гибель твоя мне горше стократ!

Ты умер. Я жив. Наш жребий таков.

Не встретимся мы во веки веков!

Когда мы жили в восточном краю,

У Скатах, учась побеждать в бою,

Казалось, что будем друзьями всегда,

Вплоть до дня Страшного суда!

Мил мне был облик прекрасный твой

Нежных ланит цвет огневой,

Синяя ясность твоих очей,

Благородство осанки, мудрость речей!

Не ходил в бой, не получал ран,

Гневом битвенным не был пьян,

Рамена не прикрывал щитом из кож,—

Кто на сына Дамана был бы похож!

Как пал Айфэ единственный сын —

С той поры боец ни один

Ни красотой, ни силой, ни ловкостью боевой

Не мог напомнить мне облик твой!

Фнндабайр, дочь Медб, хороша,

Но ты обманулся и в ней, спеша,

Ибо никто остановить бы не смог

Ивовым прутом зыбучий песок.

Тут взглянул Кухулин на Фер Диада и молвил:

— Вот что, друг Лаэг, раздень Фер Диада, сними с него доспехи, и платье, чтобы мог я увидеть заколку, ради которой пошел он сражаться.

Приблизился Лаэг и раздел Фер Диада. Снял он с него доспехи и платье, и увидел Кухулин заколку. Тогда, сокрушаясь и оплакивая Фер Диада, сказал он:

Золотая пряжка обернулась бедой.

О Фер Диад! Боец молодой!

Меткоразящий! Была крепка

И победоносна твоя рука!

Не счесть всех примет твоей красоты!

Волосы твои были густы,

До самой смерти, о Фер Диад,

Твои стан был поясом тонким объят.

Наша дружба, названый брат,

Прекрасна, как ока твоего взгляд,

Как щита твоего золотой узор,

Как доска для фидхелл, что тешит взор!

Увы! Воле моей вопреки

Ты погиб от моей руки.

Вовек не бывать бы битве той!

Золотая пряжка обернулась бедой!

— О друг Лаэг,— сказал Кухулин,— разрежь теперь тело Фер Диада и освободи мое копье, ибо не могу я лишиться га булга.

Приблизился Лаэг, разрезал тело Фер Диада и освободил га булга. Увидел Кухулин свое обагренное кровью оружие подле тела Фер Диада и молвил:

О Фер Диад! Зачем, скорбя,

Должен я окровавленным видеть тебя?

Не смыть с оружия крови следы.

На кровавой постели покоишься ты.

Будь мы с тобою в восточных краях,

Как в прежнее время у Скатах и у Уатах,

Не были б губы свои бледны,

Не были б мы оружием разделены.

Помню, Скатах призвала нас.

Был строг и ясен ее приказ:

“Все вставайте на битву тотчас!

Идет на нас Герман Гарбглас”.

Милого Фер Диада взял я с собой,

Лугайда Щедрого, что рвался в бой,

И сына Баэтана, сказавши им:

“Навстречу Герману мы поспешим”.

Сражение начал наш отряд

У скал над берегом Лох Линдформат.

С Островов Победителей четыреста бойцов

К нам присоединились в конце концов.

Когда я и Фер Диад-храбрец

До крепости Германа добрались наконец,

Сын Ниула был мной сражен,

А сына Форниула сразил он.

Снял Фер Бает голову с плеч

Блату, сжимавшему острый меч!

Убил Лугайд славного бойца —

Мугайрне, с Моря Тирренского пришлеца!

Мне заплатили смертью своей

Четыре сотни грозных мужей.

А Фер Диаду — германовой рати цвет:

Дам Диленд и Дам Дремед!

Крепость (над морем стояла она)

Была нами полностью разорена.

Живого Германа мы потом

Привели к Скатах с широким щитом!

Велела наша приемная мать

Согласья и дружбы нам впредь не ломать

С прекрасным племенем Элг. С тех пор

Мы чтили свято тот договор!

Горька кровавая круговерть,

Где повстречал сын Дамана смерть.

Увы! Кровавую чашу друг

Принял из моих собственных рук.

Если бы эллином был я! Вмиг,

Услышав брата предсмертный крик,

С жизнью своей расстался б и я!

Мы вместе прервали б нить бытия!

Настал поистине скорбный час!

Воспитала Скатах обоих нас.

Из ран моих сочится кровь,

А ты не взойдешь на колесницу вновь.

Настал поистине скорбный час.

Воспитала Скатах обоих нас.

Кровь сочится из ран моих,

А тебя нет и не будет в живых!

Настал поистине скорбный час.

Вместе Скатах воспитала нас.

Ты погиб, а я уцелел!

Беспощадность битвы — мужей удел!

—О Кукук,— сказал тогда Лаэг,—уйдем от брода, слишком долго и так уж мы здесь.

— И вправду пойдем, друг Лаэг,— ответил Кухулин,—и все ж лишь игрой да забавой было доныне любое сражение и схватка в сравнении со сражением и схваткой с Фер Диадом. Принялся он говорить и сказал так:

Все было игрой, забавой для нас,

Пока не столкнул нас проклятый брод.

Одному и тому же обучались мы.

Чем этот владел, тем владел и тот.

Нас воспитала приемная мать,

Чье имя превыше всего для нас!

Все было игрой, забавой для нас,

Пока с Фер Диадом не столкнул нас брод!

Равно врагов ужасали мы,

Плечом к плечу прорубаясь вперед!

Нам Скатах дала от своих щедрот

Два крепких щита, отправляя в поход.

Все было игрой, забавой для нас,

Пока не столкнул нас проклятый брод.

О друг любимый! О столп золотой,

Поверженный мною в проклятый брод.

О могучий! Гордился тобою род!

Ты был храбрее всех среди нас!

Все было игрой, забавой для нас,

Пока не столкнул нас проклятый брод.

О Лев Свирепый! О ярость волны,

Что в Судный день на землю придет!

Все было игрой, забавой для нас,

Пока не столкнул нас проклятый брод!

Казалось, что брат не познает невзгод,

Покуда Судный день не придет!

Вчера Фер Диад, как гора, был — и вот

В тень превратил его битвы исход!

Целых три полчища покоится здесь!

Удалось мне посбить с похитителей спесь!

Сколько людей, коров, лошадей

Гибель нашло от руки моей!

Нет числа воинам, что пришли

К нам из жестокой Круаханской земли!

Моя заслуга — не придет впредь

Этого войска целая треть!

В гуще битвы победы не добывал,

Банб вскормлен никогда не бывал,

Ни по суше, ни по морю не ходил ни один

Славой мне равный королевский сын!

Здесь кончается повесть о гибели Фер Диада.

Тем временем явились на помощь и выручку Кухулину улады Сенал Уатах, два Мак Фекке, Муйредах и Котреб. Отвели они его к ручьям в потокам Конаилле Муиртемне, чтобы омыть и освежить его раны, порезы, следы от бессчетных ударов и язвы в воде тех ручьев и потоков. Ибо, храня и оберегая Кухулина, погружали Племена Богини Дану целебные травы и зелья в ручьи и потоки Конаилле Муиртемне, отчего поверхность их стала зеленой и пятнистой. Вот названия рек, что исцелили Кухулина: Сас, Буас, Бит-лан, Финдглайс, Глеойр, Гленамайн, Бедг, Тадг, Теламейт, Ринд, Вир, Брениде, Дихаем, Муах, Милиук, Кумунг, Куиленн, Гайнемайн, Дронг, Делт, Дубгласс. Между тем велели ирландцы своему первому гонцу Роту отправиться охранять и стеречь их на Слиаб Фуайт, чтобы не напали та них улады неслышно и незаметно. Пошел Мак Рот к Слиаб Фуайт и недолго пробыв там, заметил человека на колеснице, что ехал прямо к нему с севера. И был человек в колеснице совершенно нагим, безо всякой одежды или оружия, не считая железного прута в руке, которым он погонял лошадей и своего возницу. И казалось тому человеку, что, когда доберется, уж не застанет в живых воинов. Воротился Мак Рот к Айлилю, Медб, Фергусу и другим благородным ирландцам, чтобы рассказать об увиденном.

— Ну как, Мак Рот,— спросил Айлиль,— видел ли ты кого из уладов, идущих по следу войска?

— О том ничего я не знаю, ответил Мак Рот,— видел зато одинокого воина на колеснице, что ехал прямо через Слиаб Фуайт. Был тот человек совершенно нагим, безо всякой одежды или оружия, не считая железного прута в руке, которым он погонял лошадей и своего возницу, ибо казалось ему, что, когда доберется, уж не застанет в живых наше войско.

— Не скажешь ли, кто это был, о Фергус? — спросил Айлиль.

— Не иначе,— сказал тут Фергус,— как едет Кетерн, сын Финтана.

Не ошибся Фергус, ибо и вправду ехал к ним Кетерн, сын Финтана. Вскоре приблизился он к ирландцам и напал на крепость и лагерь воинов, разя их повсюду вокруг, но и сам отовсюду вокруг получая удары. Вскоре, с висящими наружу кишками и внутренностями, покинул он лагерь и направился туда, где лечился и исцелялся Кухулин. И попросил он у Кухулина лекаря, что исцелил бы и вылечил его.

— Что ж, друг мой Лаэг,— сказал тогда Кухулин,— иди теперь в лагерь и крепость ирландцев и позови их лекарей исцелить Кетерна, сына Финтана. Клянусь, что если они не придут, то хоть под землей или в запертом доме настигнет их смерть и погибель еще до этого часа назавтра.

Отправился Лаэг в лагерь и крепость ирландцев и позвал их лекарей исцелить Кетерна, сына Финтана. Воистину не рады были они отправляться лечить своего врага, чужеземца и недруга, но устрашились они гибели и смерти от руки Кухулина и оттого пошли. И к каждому, кто приближался к нему, обращал Кетерн свои кровавые раны, порезы, следы от ударов и язвы, и всякому, кто говорил “Не будет он жить. Нельзя его вылечить”, отвешивал кулаком правой руки удар посередь лба, выдавливая мозги через уши и швы черепа. Так погубил он ни много ни мало четырнадцать ирландских лекарей, по лбу же пятнадцатого лишь скользнул его удар, но и тот долго лежал без памяти среди тел остальных. Звали его Итал и был он врачевателем Айлиля и Медб.

Попросил тогда Кетерн у Кухулина другого лекаря, что исцелил бы и вылечил его.

— Что же, друг Лаэг,— сказал Кухулин,— отправляйся к знахарю Фингину к Ферта Фингин у Леккайн Слебе Фуайт, что лечит самого Конхобара, и приведи его к нам исцелять Ке-терна, сына Финтана.

Отправился Лаэг к знахарю Фингину, что лечит самого Конхобара, к Ферте Фингин у Леккайн Слебе Фуайт, и попросил его пойти исцелить Кетерна, сына Финтана. Согласился Фпнгин, а когда пришел, обратил к нему Кетерн свои кровавые раны, порезы, следы от ударов и язвы.

— Взгляни на эту рану, о Фингин,— попросил Кетерн.

Оглядел Фингин рану и молвил:

— Это легкая рана, что ненароком нанес тебе твой сородич,— от нее не умрешь ты до срока.

— И верно,— сказал Кетерн,— приблизился там ко мне воин, пышноволосый, с плащом голубым и серебряной заколкой. Был у него гнутый щит с зубчатой кромкой, а в руке пятиконечное копье да маленькое зазубренное копье. Нанес он ту рану, да и я легко ранил его.

— Знаю я этого человека,— сказал тут Кухулин,— то Илланд Иларклес, сын Фергуса. Не желал он своей рукой погубить тебя. Лишь чтоб не решили ирландцы, будто он им изменил или предал, нанес он этот легкий удар.

— Взгляни на эту рану, о Фингин,— сказал Кетерн. Оглядел Фингин рану и молвил:

— Это дело рук благородной женщины.

— И верно,— сказал Кетерн — приблизилась ко мне женщина, высокая, прекрасная, длиннолица”, бледная, с золотистыми прядями волос. На ней был пурпурный плащ, а в нем на груди золотая заколка. Прямое, остроконечное копье сверкало в ее руке. Нанесла она мне эту рану, да и я легко ранил ее.

— Знаю я эту женщину,— молвил Кухулин,— то была Медб, дочь Эоху Фейдлеха, верховного правителя Ирландии. Похвальбой, ликованием и славной победой обернулась бы для нее твоя гибель.

— Взгляни на эту рану, о Фингин,— сказал Кетерн.

Оглядел Фингин рану и молвил:

— Два героя нанесли ее.

— И верно,— ответил Кетерн,— приблизились ко мне два мужа, пышноволосых, одетых в плащи голубые, с серебряными заколками на груди. На шее у каждого был обруч чистейшего белого серебра.

— Знаю я этих двоих,— молвил Кухулин,— то были Ол и Отине, люди из свиты Айлиля и Медб. Всякий раз, как идут они в битву, знают, что не уберечься кому-то от раны. Похвальбой, ликованием и славной победой обернулась бы для них твоя гибель.

— Взгляни на эту рану, о Фингин,— сказал Кетерн.

Оглядел Фингин рану.

— Два воина приблизились ко мне,— сказал Кетерн,— величавых, прекрасных. Каждый нанес по удару копьем, да и я поразил вот этим одного из них.

Оглядел Фингин рану и молвил:

— Рана уж вся почернела, ибо, пронзив его, сердце скрестились те копья. Здесь не могу я провидеть лечения, но все же пришлю я Целебных растений и трав, чтоб не погиб от нее ты до срока.

— Знаю я этих двоих,— молвил Кухулин,— то были Бун и Меккон из свиты Айлиля и Медб, и желали они твоей гибели.

— Взгляни на эту рану, о Фингин,— сказал Кетерн.

Оглядел Фингин рану и молвил:

— Это кровавый удар двух сыновей короля Кайлле.

— И верно,— сказал Кетерн,— приблизились ко мне два воина, чернобровых, пригожих, одетых в зеленые плащи с заколками белого серебра на груди. По пятиконечному копью держали они в руках.

— Немало ран нанесли они тебе,— молвил знахарь,— в горло пришлись их удары, и наконечники копий сошлись там. Не легко вылечить эту рану.

— Знаю я этих двоих,— сказал Кухулин,— то были Броен и Брудни, сыновья трех огней, два сына короля Кайлле. Похвальбой, ликованием и славной победой обернулась бы для них твоя гибель.

— Взгляни на эту рану, о Фингин,—сказал Кетерн.

Оглядел Фингин рану и молвил:

— Это удар двух братьев.

— И верно,— сказал Кетерн,— приблизились ко мне два славных воина, золотоволосых, одетых в темно-серые плащи с бахромой я заколками светлой бронзы, что были словно листья. Могучие сияющие копья держали они в руках,

— Знаю я этих двоих,— сказал Кухулин,— то были Кормак Колома Риг и Кормак, сын Маеле Фога из свиты Айлиля и Медб, что желали твоей гибели.

— Взгляни на эту рану, о Фингин,— сказал Кетерн.

Оглядел Фингин рану и молвил:

— Это след нападения двух братьев.

— И верно,— сказал Кетерн,— приблизились ко мне два юных воина, что не отличишь друг от друга. Вьющиеся коричневые волосы у одного, золотистые у другого. Были одеты они в два зеленых плаща, с заколками из белого серебра на груди. Были на них две рубахи тонкого золотистого шелка. Два меча с блестящими рукоятями висели у пояса юношей. Два сверкающих щита несли они, изукрашенных ликами зверей из белого серебра. В руках у них были пятиконечные копья с кольцами чистейшего белого серебра.

— Знаю я этих двоих,— молвил Кухулин,— то были Мане Матремайл да Мане Атремайл, два сына Айлиля и Медб. Похвальбой, ликованием и славной победой обернулась бы для них твоя гибель.

— Взгляни на эту рану, о Фингин! — сказал Кетерн.— Приблизились ко мне два статных, прекрасных, высоких воина. Странное, невиданное платье было на них. Пронзил меня каждый копьем, да и я нанес раны обоим.

Оглядел Фингин рану и молвил:

— Тяжкие раны нанесли они, перебив мышцы сердца в груди, что перекатывается в тебе, словно яблоко или клубок нитей в пустой сумке, ибо ни одна мышца не держит его. Не в силах я вылечить эти раны.

— Знаю я этих двоих,— сказал Кухулин,— то были два воина из Ируата, выбранных Айлилем и Медб, чтобы погубить тебя, ибо не часто из рук их уходят живыми. Воистину хотели они сразить тебя.

— Взгляни на эту рану, о Фингин,— сказал Кетерн.

Оглядел ее Фингин и молвил:

— То был удар отца с сыном.

— И верно,— молвил Кетерн, приблизились ко мне два воина, высоких, огненнооких, со сверкающими золотыми коронами на головах. Были одеты они в королевское платье, изукрашенные мечи с золотыми рукоятками в ножнах чистейшего белого серебра с кольцами пестроцветного золота висели у пояса воинов.

— Знаю я этих двоих,— сказал Кухулин,— то был Айлиль и его сын Мане Кондасгейб Уле. Похвальбой, ликованием и славной победой обернулась бы для них твоя гибель.

Здесь кончается повесть о Ранах Кетерна при Похищении.

— О мудрый лекарь Фингин,— спросил тогда Кетерн,— какой же совет ты мне дашь в какое предложишь лечение?

— Вот что скажу я тебе,— молвил Фингин,— в этом году не меняй ты коров на телят годовалых, ибо не принесут они тебе добра.

— Тот же совет давали мне и другие лекари,— сказал Кетерн,— и уж верно немного нажили на этом, пав от моей руки. Немного и ты наживешь, ибо погибнешь, как те.

Тут отвесил он Фингину жестокий и страшный удар, так что тот рухнул между колес колесницы.

— Нечестив этот удар старика,— молвил Кухулин.

С той поры и доныне зовется это место Уахтар Луа в Крих Росс.

Все ж лекарь Фингин предложил Кетерну на выбор: долгую хворь, а уж потом излечение и помощь, или лечение в три дня и три ночи, чтоб с той поры мог он с полною силой сражаться с врагами. И пожелал Кетерн лечиться три дня и три ночи, чтобы затем с полной силой сражаться с врагами, говоря, что не оставить ему после себя никого, кто бы больше желал расквитаться с врагами, чем сам он. Тогда попросил лекарь Фингин у Кухулина месиво из костного мозга, дабы излечить и исцелить Кетерна, сына Финтана. Отправился Кухулин в лагерь и стан ирландцев и собравши весь скот, что нашел там, приготовил месиво из мяса, костей и шкур. Потом посадили в то месиво Кетерна, и оставался он в нем три дня и три ночи, понемногу пропитываясь им. Наконец проникло оно во все раны, порезы и следы от бессчетных ударов и язвы. Когда же минули три дня и три ночи, вылез он из того месива, а вылезая, прижимал к животу борт колесницы, дабы не выпали наружу его внутренности.

В ту пору пришла с севера из Дун Да Бенн жена его Финд, дочь Эоху и принесла Кетерну его меч. Выступил тогда Кетерн навстречу ирландцам, дав знать им об этом через Итала, лекаря Айлнля и Медб. Долго пред тем лежал Итал без памяти в глубоком забытьи среди тел других лекарей.

— Слушайте, ирландцы,— сказал лекарь,— Кетерн, сын Финтана, идет с вами биться, ибо исцелил и вылечил его лекарь Фингин. Будьте ж готовы ответить ему!

Тогда взяли ирландцы платье Айлиля и его золотую корону и водрузили на стоячий камень в Крих Росс, дабы изошла на него ярость Кетерна. Увидел Кетерн золотую корону Айлиля и его одеяние на стоячем камне в Крих Росс и, ничего не зная, не ведая, решил, что пред ним сам Айлиль. Устремился он к камню и вонзил в него меч но самую рукоятку.

— Меня провели,— вскричал Кетерн,— но клянусь, что пока не отыщется тот, кто наденет корону и платье, не перестану крушить и разить их!

Услышал эти слова Мане Андое, сын Айлиля и Медб, надел на себя корону и платье Айлиля и выступил вперед из рядов ирландцев. Бросился на него Кетерн и обрушил на Мане Андое удар щита, чей зазубренный край разрубил его натрое до самой земли вместе с колесницей, лошадьми и возницей. Тогда со всех сторон накинулись на Кетерна ирландцы, я пал он под их ударами не сходя с места.

Здесь кончаются повести Каладглео Кетирн и Фуйле Кетирн."